ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ ОРТЕГИ-И-ГАССЕТА Серединская Л.А., Серединский П.М., Хорошавин А.Е.

УДК: 101.1:316

ББК 87.6

ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ФИЛОСОФИИ ОРТЕГИ-И-ГАССЕТА

Серединская Л.А., Серединский П.М., Хорошавин А.Е.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Алтайский государственный университет» Адрес: 656049, Россия, г. Барнаул, пр-т Ленина 61а.

Доцент кафедры философии и политологии Алтайского государственного университета, кандидат философских наук

Магистрант I  курса по направлению подготовки «Философия» Алтайского государственного университета

Магистрант I  курса по направлению подготовки «Философия» Алтайского государственного университета

Книга Ортеги-и-Гассета «Восстание масс» [5], изданная в 1929 году, является, пожалуй, самой известной книгой Ортеги, изданной при его жизни. Тем не менее, если мы не будем читать её в тесной связи с его другими философскими работами того же периода времени, существует опасность того, что позиция автора будет в значительной степени неправильно понята. В какой мере «Восстание масс» можно считать трактатом прикладной феноменологии, касающимся понимания социальной жизни и определенного социального типа? Чтобы дать правильный ответ на этот вопрос, мы должны увидеть не только то, что феноменология значила для Ортеги, но и то, как он усвоил ее и использовал во многих своих работах. 

Чтобы понять философскую позицию Ортеги в «Восстании масс», а также необходимость прочтения его с феноменологической точки зрения, нам следует упомянуть некоторые его основные идеи:

1. «Моя жизнь», одно из центральных понятий философии Ортеги, соответствует тому, что Гуссерль назвал «трансцендентальным субъектом», то есть субъективности, совершающей интенциональные действия, которые позволяют ей ориентироваться в мире и тем самым понимать смысл вещей мира, и события, которые в нем происходят.
2. То, что представляют собой вещи и то, что они значат для каждого из нас, то есть то, как они становятся частью нашей жизни, в значительной степени зависит от того, на каком горизонте они появляются.
3. Феномены прячут под собой скрытую от поверхностного взгляда паутину отношений и структур; первые относятся ко вторым, как факты относятся к сущностям, согласно тому, что утверждает Гуссерль в первой книге «Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии» [2]. Несомненно, что моя жизнь в значительной степени определяется культурной и социальной средой, в которой я вырос и живу, давно установившимися и санкционированными обществом привычками и практиками, языком и целым рядом других факторов. Все это делает меня в некотором роде наследником всего, что уже создано обществом. От этого состояния, согласно Ортеге, никто не может избавиться, подобно тому, как человек, идущий спиной к Солнцу, не может не видеть своей собственной тени, простирающейся перед ним, и по той же причине я не могу уклониться от ответственности быть тем, что я есть, тем, что Ортега называет «призванием», которое принадлежит мне. Поскольку «призвание» является одним из основных антропологических понятий в философии Ортеги, мы обратимся к нему в следующей главе. Для нашей настоящей цели будет достаточно следующего утверждения Ортеги: человеческая жизнь в каждый момент обладает элементом рефлексии.

Мы должны уточнить, что Ортега не имеет в виду тот вид рефлексии второй степени, который я могу сделать после того, как что-то было уже мной сделано и когда я нахожусь по отношению к этому сделанному на достаточном расстоянии, чтобы вернуться к этому действию и осмыслить его. Примером такой дистанции, устанавливающей рефлексию второй степени, может быть, по Ортеге, то, что Гуссерль называет феноменологической редукцией, при которой приостанавливается надлежащее выполнение интенциональных актов. Однако для Ортеги рефлексия есть прежде всего та рефлексия, которая присуща самой жизни, рефлексия, происходящая одновременно с выполнением текущих интенциональных актов.

Используя пример из Ортеги, мы могли бы сказать следующее: есть осознание, которое сопровождает мою зубную боль, означающее, что я осознаю, что у меня болят зубы, и которое отличается от осознания прошлой боли, которая уже не беспокоит меня, но может быть проанализирована по фазам – её начало, прогрессивное увеличение интенсивности этой боли, медленное уменьшение во время лечения и т.д. Но в то время как боль причиняет мне страдания, мои рефлексивные акты совершенно другого рода. Я чувствую себя в какой-то степени ответственным за свою боль, я могу с ней справиться, решиться принять обезболивающее, записаться на прием к врачу и т.п. Зафиксируем следующее различие, которое имеет принципиальное значение для интерпретации рефлексии социальных взаимодействий в философии Ортеги:

1. Когда я непосредственно нахожусь в определенном состоянии и действую в нём, я являюсь трансцендентным Я, совершаю действия, направленные на ориентацию в текущей реальности, и я несу за это ответственность, так как реальность является частью моей жизни.
2. В первом описанном нами случае, когда мы анализируем боль после того, как уже дистанцировались от нее, в конце концов, потому что она ушла, мы являемся феноменологическим Я.

Это различение, не всегда ясное у Ортеги, имеет большое значение, поскольку оно позволяет заключить, что рефлексия, во-первых, есть не что иное, как наша собственная жизнь, размышляющая о самой себе, отсюда у нас присутствует насущная потребность быть искренним, ибо искренность есть первый из жизненных императивов. Эта рефлексия первой степени, рефлексия Я, обращенная на себя, является первичным условием ответственной жизни; так же, как и для философа, искренность является обязательным условием для того, чтобы его рефлексия второй степени (т. е. философия) не фальсифицировала реальность, которую она намерена мыслить.

Итак, «Восстание масс» представляет собой анализ человеческого типа, который характеризуется принципиальной неискренностью, прежде всего с самим собой, предательством своей собственной человечности и безответственной неспособностью полностью принять свое состояние как трансцендентный субъект. Следовательно, это несовершенный способ быть человеком, который Ортега назовет массовым человеком.

«Человек массы» — один из нескольких социально-философских концептов, созданных Ортегой. Особого внимания заслуживает то, как Ортега обращается с этим концептом, чтобы показать его феноменологическую актуальность. Метод Ортеги близок к эйдетическим вариациям. Каждый шаг в аргументации должен подтверждаться возвращением к жизненному опыту, на котором основывается теория. Поэтому Ортега начинает с неоспоримого факта: массы повсюду, и места, когда-то почти пустые или занятые лишь избранным меньшинством, элитами, теперь заняты массами. Массовый человек представляет собой своего рода смесь. Он принадлежит массе, но также стремится превзойти избранное меньшинство путем имитации поведения человека элиты, по крайней мере, до определенного момента. Если это утверждение верно, мы можем выдвинуть следующую гипотезу: уровень нашей эпохи повысился по сравнению с прошлыми эпохами, и массы претендуют на права, которые до недавнего времени были закреплены за элитами.

Еще одним важным понятием в теории Ортеги является понятие «поколение». Мы попытаемся показать, как появление массового человека нарушает здоровую внутреннюю динамику поколений. Для этого необходимо начать с определения поколения. Ортега определяет его как огромное количество людей, обладающих однородной жизненной чувствительностью, отличной от прежней чувствительности, и ясным сознанием своего особого предназначения [5].

Поколение, по мнению Ортеги-и-Гассета, всегда состоит из избранного меньшинства (элиты) и массы, сосуществующих в динамическом равновесии. Согласно этому определению, торжество массового человека означает прежде всего нарушение этого равновесия, сопровождающееся последующим обобщением того общественного типа, который он сам представляет. Таким образом, места, полные людей, о которых пишет Ортега, являются лишь симптомом нарушения равновесия. Мы должны сосредоточить свое внимание на самом нарушении равновесия. Это явление имеет для Ортеги два следствия:

1. Массы больше не признают роль избранных меньшинств и, следовательно, признает себя массой, наделенной правами, которые традиционно не были их собственными правами.
2. Сами избранные меньшинства думают и действуют как массы.

Первое следствие, если оно верно, влечет за собой проблемы, которые пока не будут рассматриваться в этом тексте. Вопрос в том, является ли массы, признающие себя таковыми, на самом деле массами.

Мы можем найти массового человека в разных социальных слоях и даже среди изолированных индивидуумов, и вполне вероятно, что он стал господствующим социальным типом в разных поколениях разных исторических периодов. Ортега утверждает, например, что последние века Римской империи характеризовались преобладанием массового человека как социального типа [5, С. 217]. Однако мы считаем, что, согласно Ортеге, что-то в поколении 1930-х, которое для него является наиболее интересным для исследования (или в годах, непосредственно предшествующих этому десятилетию), способствовало возникновению этого типа людей. Наше предположение можно сформулировать следующим образом: триумф массового человека означает, что каждому индивидууму не удается совершить преднамеренные действия, которые могут радикальным образом направлять его в жизни; индивидуум отрекается от своего состояния трансцендентального Эго и вместо того, чтобы жить собственной спонтанностью, живет на основе того, что уже сделано другими, избегая своей судьбы или призвания, осознания миссии, которую он призван выполнить.

В своей известной работе 1923 года «Тема нашего времени» Ортега делится наблюдением, которое позволит нам лучше понять, о чем идет речь. Дух поколения, говорит он, та жизненная установка, которую представляет поколение, зависит от баланса между тем, как человек признает то, что он получил от предыдущих поколений, не обращая внимания на внутренний голос спонтанности, и тем, как, оставаясь верным спонтанности, человек действует против авторитета прошлого [3, С. 39].  На первый взгляд может показаться, что торжество массового человека означает дисбаланс в пользу первого варианта из этих двух альтернатив. На самом деле ситуация гораздо сложнее, потому что такой дисбаланс представляет собой потерю исторического смысла. У тех, кто живет, только используя то, что досталось им по наследству, нет настоящего прошлого. Прошлое на самом деле существует только для тех, кто дистанцируется от него и стремится к будущему, отличному от настоящего, в котором они живут. Строго говоря, у массовых людей нет и настоящего тоже, поскольку настоящее имеет смысл лишь до тех пор, пока оно пробуждает ответственность перед будущим.

Ортега говорит в работе «Вокруг Галилея», изданной в 1933 году, то есть через 4 года после публикации «Восстания масс», что его время — это время молодежи [4, С.16]. Или, точнее, в относительно ограниченный период европейской жизни, примерно с 1917 по 1932 год, идея молодости (в искусстве, политике, одежде и спорте) как бы вытесняла все остальные. Социальное существование в Европе, по его словам, организовано так, чтобы молодые люди из среднего класса могли жить приятной жизнью. Вся жизнь приняла детский характер, то есть осознание радикальной незащищенности человеческой жизни, которая ее характеризует, было забыто или даже отвергнуто. Вера в то, что мы слишком защищены от опасностей, вера в то, что мир создан для нас самих, характеризует, по Ортеге, процесс вырождения масс. Это времена, когда люди начинают верить, что все может вечно продолжаться слишком хорошо [4, С.19].

Конечно, молодежь как возрастная группа существовала всегда; но есть глубокая разница между временем, когда юность является этапом подготовки к взрослой жизни, и временем, когда взрослые хотят выглядеть молодыми, одеваться как молодые и делиться своими вкусами и социолектом. Сложно сказать, какое отношение этот диагноз имеет к теории Ортеги о ритмах истории, которые, по его мнению, колеблются между временем юности и временем старости, причем первое характеризуется творческим порывом, а второе несет в себе дух сохранения традиции. Возможно, различие между латентным и явным поможет понять, что имеет в виду Ортега. «Молодость» и «старость» — латентные измерения, позволяющие оценить ту степень жизненности, которая проявляется в исторической эпохе, т. е. то, что Ортега также называет ее уровнем, более общие характеристики ее проявлений в политике, науке, искусстве или философии. В этом смысле детскость, или, если использовать термин Ортеги, инфантильность нашего века еще не делает его эпохой, в которой преобладает дух юности.

Мы вслед за Ортегой предполагаем, что эти два факта — безответственность тех, кто только чувствует себя наследниками эпохи, и инфантильность — имеют отношение к уровню нашего поколения. Именно этот уровень мы должны попытаться описать в первую очередь, чтобы понять ту радикальную новизну, симптомом которой он является. И этот уровень во многом определяется наукой: именно применение научных достижений увеличило продолжительность жизни, уменьшило угрозу смертельных заболеваний, революционизировало гигиенические условия как в частной, так и в общественной жизни. Но не эти достижения сами по себе превратили современность в эпоху детства. Ортега высказывается в «Восстании масс» по этому поводу так:

«Мир, который окружает современного человека от рождения, никак его не ограничивает, не налагает на него никаких запретов или пределов, наоборот, он стимулирует его аппетиты, которые, в принципе, могут возрастать до бесконечности. Ибо так случилось (...), что этот мир девятнадцатого и начала двадцатого веков не только обладает теми совершенствами и амплитудами, которыми он действительно обладает, но также предлагает своим обитателям радикальную уверенность в том, что завтра он будет еще богаче, совершеннее и шире, чтобы они наслаждались спонтанным и неисчерпаемым ростом. (...) Это приводит нас к тому, чтобы указать на психологической диаграмме современного массового человека две основные черты: свободное расширение его жизненных желаний, следовательно, его личности, и радикальная неблагодарность ко всему, что сделало его жизнь легкой, а само его существование возможным. И первая черта и вторая составляют известную психологию избалованного ребенка [5, С.145].

По мнению Ортеги, предпосылкой к этому стали социально-культурные обстоятельства развития Европы девятнадцатого века. В ранней работе под названием «Социализм и аристократия» Ортега признает, что капитализм, бурно развивавшийся с середины девятнадцатого века, оказал на общество уравнительное действие, разрушив большую часть социальных смыслов, на которых основывалось предшествующее общество [6]. Священник, воин, законодатель, мелкий собственник или простой авантюрист, как правило, исчезают, уступая место двум новым протагонистам: капиталисту и рабочему. Феномен, на который он указывает, — это появление двух уникальных смыслов или двух уникальных образов жизни, объединенных общим знаменателем: их местом в существующей системе производства.

В более поздних текстах Ортеги, таких, как «Что происходит в мире» [8], упоминается еще один фактор, который мог быть причиной этой ситуации. Нас здесь интересует генезис идей, выраженных в «Восстании масс». Ортега сожалеет, что влияние европейского права в Испании было не таким сильным, как влияние римского права. Европейское право исторически уделяло внимание личности и ее независимости от государственной власти, и это то, что Ортега считает фундаментом для генезиса либеральной мысли. Римское право, напротив, привилегировало индивидуума как абстрактную сущность, т. е. с единственной точки зрения его равенства перед законом и, следовательно, перед всеми другими. Чтобы прояснить это различие, добавим, что для Ортеги «общественное существование» всегда означает анонимность, т. е. необходимость выполнения задач и выполнения обязанностей, которые не исходят из истоков собственного «я».

Тем не менее, при чтении других текстов автора, складывается впечатление, что Ортега иногда стирает грань между демократией и либерализмом. Например, в опубликованном тексте его доклада «Что происходит в мире?» [8] он говорит о либеральной демократии и предлагает определение демократического государства. Демократическое государство, исходя из его позиции, следует понимать как именно такое государство, которое основывает свою деятельность на демократическом консенсусе и ищет спонтанной поддержки среди тех, кто согласился жить вместе под одной властью [8, С.9-10]. Более того, он подчеркивает тот факт, что это должна быть своего рода либеральная демократия, далекая от «манчестеризма» в экономических делах. Таким образом, в логике мышления Ортеги существует четкое разделение между государством и обществом, а также четкое разделение между общественным бытием человека и человеком как частной личностью.

Мы можем заключить, что для Ортеги либерализм означает такую ​​политическую систему, которая позволяет личности каждого человека свободно выполнять свое призвание. Ортега видит в этом условие зарождения демократии и эгалитаризма.

Список литературы

1. Гайденко П.П. Хосе Ортега-и-Гассет и его «Восстание масс» // Вопросы философии. 1989. - № 4. - С. 155 - 168.
2. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга первая. Общее введение в чистую феноменологию. М.: Академический Проект, 2009. — 489 с.
3. Ортега-и-Гассет X. Тема нашего времени// Ортега-и-Гассет X. Что такое философия? Пер.с исп. -М.: Наука, 1991.
4. Ортега-и-Гассет X. Вокруг Галилея (схема кризисов) // Ортега-и-Гассет X. Избранные труды. Пер.с исп. / Сост., предисл. и общ. ред. А.М. Руткевича. 2-е изд. - М.: Изд-во «Весь Мир», 2000. - 700 с.
5. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс: сб./ пер. с исп. М.: АСТ, 2002. 509 с.
6. Ортега-и-Гассет X. Социализм и аристократия // Ортега-и-Гассет X. Избранные труды: Пер. с исп./ Сост., предисл. и общ. ред. A.M. Руткевича. 2-е изд. — М.: Издательство «Весь Мир» 2000.—704с.
7. Ортега-и-Гассет, Х. Человек и Люди. М.: Изд-во ШВК, 2010. - стр. 139–326. URL: https://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/gas_chel/ (дата доступа: 02.05.2023)
8. Ортега-и-Гассет X. Что происходит в мире? // Ортега-и-Гассет X. Избранные труды. Пер.с исп. / Сост., предисл. и общ. ред. А.М. Руткевича. 2-е изд. - М.: Изд-во «Весь Мир», 2000. - 700 с.
9. Руткевич А. М. Социальная философия Мадридской школы / А. М. Руткевич. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981. – 176 с.
10. Сан-Мартин, Х. Феноменология Хосе Ортеги-и-Гассета: критика современного исторического развития. // Размышления в тени Ортеги-и-Гассета. Перевод с исп. А.Д. Рокотова. М.: Новый путь. – 2005. – с. 172 с. - стр. 17–60.