Феномен глобальной власти: интенции доминирования и реальные результаты(Муза Д. Е.)

УДК 327

Муза Д. Е.

Государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

 «Донецкий государственный университет управления»

Донецкая народная республика,

283015, Донецк, ул. Челюскинцев, 163 а

доктор философских наук, профессор,

член-корреспондент Крымской Академии наук

 

В статье предложен философско-политический анализ феномена глобальной власти, сегодня олицетворяемой США и последовательно реализуемой ими глобальной геостратегией. Автор с учетом экстерриториальности властно-управленческих притязаний «одинокой сверхдержавы» и перспективы инструментализации game change, продвигаемой США в международных отношениях, пытается эксплицировать причины дисфункциональности системы «нового мирового порядка».

Ключевые слова: феномен глобальной власти, идейные основания доминирования, геостратегия США, правила игры и их изменение, «игра без правил», деструкция мирового порядка.

 

 

Muza D. E.

Donetsk state University of management

Donetsk People's Republic

283015, Donetsk, Chelyuskintsev street, 163 a

doctor of philosophical sciences, professor,

corresponding member of Crimean Academy of Sciences

 

THE PHENOMENON OF GLOBAL POWER:

THE INTENTION OF DOMINATION AND REAL RESULTS

 

In the article the philosophy of politics analysis of the phenomenon of the global authority, today embodied by the United States and consistently implemented their global geostrategy. The author based eх-territoriality power and administrative claims of the "lonely superpower" and perspectives of instrumentalization game chahge, promoted by the U.S. in international relations, tries to explicate the causes of the dysfunctions of the system "new world order".
Key words: the phenomenon of global government, ideology of domination, the US geostrategy, the rules of the game and change, ""game without rules", the destruction of the world order.

Key words: phaenomen оf global power, ideology of domination, geostrategy of the USA, the rules of the game and their changes, a game «without rules», the destabilization of world order.

В одной из своих наиболее продуманных и эвристичных работ – «Глобальное политическое прогнозирование», российский философ и политолог А.С. Панарин, в присущей ему нестандартной манере, обозначил едва ли не главную интригу наступившего столетия. Она связывалась им с феноменом глобальной власти [13, с. 10 - 11], а именно, не только «невиданной политической технологией небывалой силы» (создания мирового режима однополярности), но также с небывалой в Истории бесконтрольностью, в стихии которой все менее прослеживается зависимость политического творчества от закона как такового. Главным образом – нравственного.

Напротив, методичное применение силы – в такой конструкции – всячески поощряется и приветствуется. Отсюда, во-первых, предупреждение о «тоталитарном вырождении глобальной власти»; во-вторых, фиксация необходимой доминанты перехода не-западных акторов из состояния объектов покоряюще-преобразующей воли гегемона – к субъектности, т.е., обнаружения себя в качестве полноправных участников процесса выработки и принятия глобальных решений.

Собственно такая тематизация глобальной ситуации, как покажут последующие драматические события после 11 сентября 2001 года, оказалась вполне адекватной. На фоне проведенных аналитики и расследований –  американцев К. Болина, Г. Видала, Д. Р. Гриффина, К. Престовица, Т. Мейсана, Н. Хомски, итальянцев Дж. Кьеза, Ф. Кардини, М. Монтесано и Э. Модуньо, австрийца Г. Райзеггера, россиян А.А. Зиновьева, А.Л. Казинцева, Н.А. Нарочницкой, А.И. Фурсова и мн. др. Ведь сама «новая эра» в международных отношениях, олицетворяемая президентом США Дж. Бушем-младшим и его окружением, получила новую редакцию – на фоне идей-предшественниц: «пересмотра мирового порядка» (Дж. Буш-старший) и «строительства мирового порядка по модели PAX AMERICANA» (У. Клинтона). Естественно, под знаменем борьбы США и их союзников с мировым терроризмом [11].

Причем любопытно то, что такая универсальная международная организация как ООН, методично декларирующая новые, вполне миролюбивые подходы к турбулентным международным отношениям (напр., принятой на юбилейной сессии Генеральной Ассамблеей ООН Повестки дня «Цели устойчивого развития человечества» до 2030 года, где в одной из 17 целей прямо сказано, что мировое сообщество должно двигаться по пути  «Содействия построению миролюбивых и открытых обществ в интересах устойчивого развития, обеспечение доступа к правосудию для всех и создание эффективных подотчетных и основанных на широком участии учреждений на всех уровнях» [14]), пока вынуждена «молча» реагировать на новые инициативы гегемона. Однако такая унилатералистская позиция США входит в противоречие с принципом Устава ООН о добросовестном выполнении государствами-членами обязательств, накладываемых этим уставом (!).

Но как видим, мировые политические процессы последних лет связаны с методичной дестабилизацией ситуации на Ближнем Востоке и Севере Африки, Азии и Латинской Америке, теперь в Европе и в пространстве СНГ.

Здесь уместно сослаться на недавнюю аналитику и прогностику американских экспертов Дж. Ф. Даннингема и О. Бэя, которые показали, что сегодня мир представляет собой мозаику из горячих точек планеты – Юго-Восточная и Южная Азия, Средний и Ближний Восток, Африка, Европа, Южная Америка и Мексика. Нашлось в ней место и России, которая – несмотря на все свои внутренние слабости и привходящие риски, сможет восстановить свою экономическую стабильность, демократию, и при этом проведет небольшие «по размаху военные действия в ближнем зарубежье» [5, с. 412]. При этом авторы скромно умалчивают о роли США в их развязывании и поддержании.

Перед нами вообще политико-стратегический глобальный радиус действия, имеющий не только свои составляющие (ресурсную, организационную, телеологическую и т.д.), но собственно логику развертывания властных притязаний.

Ниже, не касаясь здесь вопроса о метафических основаниях американской власти, которые достаточно хорошо изучены (см. напр.: [10]), хотелось бы сосредоточиться на доктринально-прагматическом аспекте феномена глобальной власти и его реализации. Последний, между тем, имеет достаточно акцентуированную литературу (работы Э. Валлерстайна, С. Джордж, Ф. Закарии, С. Коэна, А. Рара, Э. Тодда, Ч. Капхена, Н. Хомски и мн. др.). Но выделение главного вектора американской геостратегии (если под ним, конечно, не разуметь весь мир), здесь является размытым. Поэтому, наше усилие и будет сосредоточено в этом направлении.

Итак, речь идет о заявленной в конце прошлого века американскими интеллектуалами и политиками геостратегии, реализуемой в отношении статуса и функций государств в контексте выстраиваемого сверхдержавой архитектуры «нового мирового порядка». Прежде всего – Збигневом Бжезинским и Генри Киссинджером, видящим мировые процессы и международные отношения в определенном ракурсе: геополитически-силовом и дипломатическом – соответственно.

 Для иллюстрации этого тезиса нужно обратиться к первоисточникам, в которых задан вектор и цели американской геостратегии. Причем, задан недвусмысленно, но, к сожаления, без учета консолидированного мнения мирового сообщества (!).

В своей знаменитой книге «Великая шахматная доска» (1997) Зб. Бжезинский, помимо обнародованной геостратегии (стратегического управления геополитическими интересами) в отношении мегаконтинента Евразии, ввел в оборот метафору игры на «шахматной доске». Между тем, она предполагает, что «Как шахматисты, американские стратеги, занимающиеся мировыми проблемами, должны думать на несколько ходов вперед, предвидя возможные ответные ходы» [2, с. 234]. Иначе говоря, беспрецедентный «вызов» американской глобальной системы, маскируемый под продвижение демократии и заботу о правах человека, нацелен на «клонирование» социально-политических систем и их тотальное администрирование.

 Но сам характер и направленность игры на «шахматной доске» от Лиссабона до Владивостока в отношении основных евразийских фигур («действующих лиц» – Франции, Германии, России, Китая, Индии; «геополитических центров» – Украины, Турции, Ирана, Южной Кореи) в знаменателе имеет приз – всю Евразию с её 60% мирового ВВП и ¾ известных мировых энергетических запасов. При этом правила игры предельно просты: США самостоятельно «расставляют» фигуры и управляют ими. Более того, в этом подходе обозначено снятие с повестки дня создание «антигегемонистской» коалиции Китая, России и Ирана, китайско-японской «оси», а также возможной перегруппировки сил в Европе.

 Достаточным основанием для ведения такой сомнительной игры является «американское мировое первенство», возникшее вследствие победы в «холодной войне», в виде доминирования в четырех областях мировой власти: 1) в военной области; 2) в области экономики; 3) в технологическом отношении; 4) в области культуры [там же, с. 36].

Любопытно, что с этим мнением не совпадает мнение директора известного аналитического центра США Stratfor Дж. Фридмана, наделившего американскую «глубокую мощь» лишь экономической, военной и политической силами [16, с. 23].

 Тем не менее, общая установка на проникающее, с одной стороны – силовое, а с другой – мягкое воздействие на актуальных и потенциальных противников провозглашенной гегемонии налицо. Тем более, в свете известной формулы Дж. С. Ная (мл.): «умная сила» = ресурсы «твердой» + ресурсы «мягкой» силы [12, с. 59]. Формулы, нужно заметить, играющей ключевую роль в наведении «порядка» в постбиполярном мире.

 Несколько иные акценты мы находим у патриарха американской политики и дипломатии Г. Киссинджера, также сделано ударение на цифровых технологиях, способных сегодня выходить за пределы индикаторов жизни национальных государств (наций): рабочей силы, промышленной базы, географии, экономики и морали [7, с. 448]. Выходить, как ему кажется, в направлении примирения «национального соперничества» и решения грандиозных «исторических проблем». В частности, путем информирования «о зверствах в Сирии, охваченной гражданской войной» [там же, с. 461].

При этом мэтр американской дипломатии не упоминает о роли США в создании и функционировании международного террористического интернационала (более известного под названием ДАИШ или ИГИЛ), как не упоминает о реализации практики создания «динамического хаоса», на территориях государств, которые кажутся Белому дому несвободолюбивыми, недемократичными, неправовыми. В который раз относимыми им к «оси зла», либо к категории «государств-изгоев». Разумеется, ранжируемыми так, без учета основополагающих принципов ООН.

 Данная практика, нужно подчеркнуть, прямо касается Евразии и СНГ. Для постсоветского пространства, и России (Heartland-а), ситуация здесь наиболее драматична: она объявлена «черной дырой», у которой есть дилемма единственной альтернативы – либо интеграция в Европу с расширяющимися ЕС и НАТО при отречении от имперского прошлого, либо геополитическая изоляция при попытках воссоздания евразийской империи. Украине в этой схеме априорно было отведено место в демократическом плацдарме Европы, но при выполнении двух условий: 1) преодоления комплекса иностранного властвования (над собой); 2) окончательного освобождения от губительного коммунистического режима [3, с. 71]. Каков результат этой геостратегии, мы видим сегодня (два Майдана, государственный переворот в феврале 2014 года, «уход» Крыма, гибридная война в Донбассе, ничем неприкрытое прямое внешнее управление Украиной).

 Кроме того, Збиг продолжает настаивать на абсурдности восстановления Россией её имперского статуса [4, с. 139 - 146], либо создания коалиции евразийских государств (в формате Россия – Китай – Иран). Напротив, России предлагается все тот же дрейф в сторону ЕС, но на этот раз следуя примеру Украины, в т.ч., её второму Майдану («на самом деле Украина не должна стесняться сказать своему младшему брату, России, что последней стоит научится у неё политической культуре»). В случае же, если Россия будет упорствовать на своем в разрешении украинского кризиса, то американский ястреб обещает ей немного-немало, что США «превратят Украину во второй Вьетнам для русских» [там же, с. 131 - 134] (!).

Однако данная конструкция игры «в одни ворота», неэффективность которой, хотя и косвенно, признал Збиг в «Еще одном шансе» (2007) и «Стратегическом взгляде» (2012), имеет свою предысторию. В частности, в игре по создании разграничительных мировых линий, которая начата в доктрине Дж. Кеннана, а затем и П. Нитце, наконец, в деятельности президентов Р. Рейгана и Дж. Буша-старшего по демонтажу «империи зла». При этом нужно понимать, что «холодная война» выработала единые для двух блоков (коалиций) правила игры, реагентом на которые как раз и выступала ООН.

Сегодняшний день глобальной власти хотя и рефлексируется и оценивается критически (М. Хардт и А. Негри об «Империи» как: а) системе пространственной всеобщности, т.е. власти над всем «цивилизованным» миром; б) порядке, который «на деле исключает ход истории и таким образом навсегда закрепляет существующее положение вещей»; в) совершенной формы биовласти, распространяемой на все уровни социальной организации, вплоть до самых глубин социального мира [15, с. 14]), пока отмечен только полумерами. А именно: «унилатерализм» и «экспорт демократии» потерпели неудачу (Ирак, Афганистан, потенциально, Сирия), попытки предложить и реализовать доктрину «всемирной юрисдикции» (Г. Киссинджер), споткнулись о кризис в бывшей Югославии и неумение найти формулу замирения сторон. В том числе, в отношении «косовской проблемы». Если в этот перечень внести не купируемые сюжеты «динамического хаоса», веера «цветных революций» в Африке, на Ближнем Востоке, в пространстве СНГ, то феноменология глобальной власти выглядит удручающе.

 У этого «шахматного цугцванга» есть любопытное объяснение. Вследствие глобализации возникло новое пространство и новые рамки действия: «политика вышла за пределы государств и границ, появились дополнительные игроки, новые роли, новые ресурсы, новые правила, новые противоречия и конфликты» [1, с. 22]. В изменившейся реальности международное право для «национально-интернациональной игры» уже неприменимо. Иначе говоря, мир перешел к «логике изменения правил», где «ни старые, базисные институции и системные правила игры, ни специфические организационные формы и роли действующих сил» уже не работают. Все «ломается, переписывается и согласовывается заново» [там же, с. 23]. Яркий пример – прецедент независимости Косово, инициированный сверхдержавой под вывеской принципа права наций на самоопределение. Но он, этот принцип, торпедирует принцип государственного суверенитета (!).

Однако ещё во время югославского кризиса, бойни на Балканах, развязанной США и НАТО, а также поддержке в создании т.н. республики Косово, ими была применена по-своему эвристичная методология. Она, по мнению бельгийского журналиста М. Коллона, заключалась в том, что США одновременно играли в несколько игр (!). Так, он констатировал: «Их нисколько не затрудняет оказывать поддержку двум противостоящим сторонам, незаметно манипулировать каждой из них и даже вовлекать их в вооруженные столкновения» [8, с. 350 – 353]. Речь тогда шла обо всех сторонах кровавого балканского конфликта, по сути дела (как казалось, стремившиеся к реализации своих национальных и конфессиональных интересов), а на деле выполнявших в той или иной мере волю сверхдержавы. В т.ч., по созданию нового «независимого» государства в Европе.

Но при этом опека США своих сателлитов чем дальше, тем больше выглядит нестандартно. Приведу недавний пример. Казалось бы, МВФ давно определил и реализует однозначные правила игры. Но социально-политический и финансовый кризис на Украине, проявившийся осенью 2015 года достаточно отчетливо, вынудил директора-распорядителя МВФ Кристин Лагард заявить о том, что дефолт Украины не приведет к прекращению финансовой помощи со стороны этой международной организации. Напротив, Украину ожидают новые финансовые вливания[1], причем, международное сообщество в своём большинстве не задается вопросом о том, пойдут ли эти средства на т.н. АТО или антиконституционные действия по уничтожению собственного населения. В таком случае, логично появление ДНР и ЛНР, как и всемерная их поддержка со стороны Российской Федерации.

Тем не менее, в наши дни, итальянский политолог и журналист Джульетто Кьеза также предельно откровенен: нынешний хаос на Аравийском полуострове, казалось бы, неожиданно перекинувшейся в Европу, на самом деле свидетельствует об утрате сколько-нибудь внятного стратегического планирования и управления, на которые последовательно претендуют США [9, с. 158 – 161].

Итак, на повестке дня мета-игра, в которой и старые, и новые акторы обязаны находить в глобальном игровом поле: а) новые роли и ресурсы; б) изобретать (конструировать) их; в) навсегда отказаться от прежних правил, руководствуясь то ли логикой постмодернизма, то ли не успевая за дисперсией политического вещества. Но главное, без сколько-нибудь понятных ходов и целей игры (!). Таков ИГ (ИГИЛ), по-видимому, задуманный США для обрушения Сирии, ослабления Ирана, гипотетически – выдавливания Китая из передней Азии, но на деле самостоятельно опрокидывающий режимы и нарушающий границы с опорой на салафизм.

 И хотя тот же У. Бек проводит связь между процедурой изменения правил игры и «революционной привилегией капитала», думается, что эта связь в значительно большей степени полидетерминистична. А именно: однополярный мир преобразовывается не столько в «бесполярный» (Р. Хаас), сколько тяготеет к «несбалансированной многополярности» (Дж. Миршаймер), где возрастает турбулентность, а разнообразные региональные инициативы (религиозного, этнического и политического характера) способны девальвировать недавние консенсусы (саммит НАТО отказал Турции в помощи в борьбе с ИГ, а также не поддержал её в конфликте с Россией по поводу сбитого самолета; инициатива России по созданию новой, более широкой и продуктивной коалиции для борьбы с международным терроризмом, куда приглашены все, а реально вошли Сирия, Ирак, Иран и гипотетически – Китай).

Итак, как мы сумели убедится, геостратеги PAX AMERICANA весьма откровенны и последовательны в своих высказываниях. Причем, весьма далеких от норм реальных гуманизма и демократии.

В таком случае напрашивается следующее: мировому сообществу и его главному органу – ООН, необходимо задаться целью проведения международно-правовой и этико-гуманитарной экспертизы американской Доктрины национальной безопасности, равно как и концептуальных текстов, содержащих принципы и правила геостратегии США, обращенных к миру. Для этого необходим независимый орган, способный проанализировать и оценить деструктивный – по отношению к существующей рыхлой системе международных отношений – характер геостратегических игр «сверхдержавы». Игр, нужно заметить, с нулевой суммой.

Если же мировое сообщество и дальше намерено закрывать глаза на «мессианизм» Соединенных Штатов Америки, то о мировом порядке (то ли в виде баланса сил, то ли в виде баланса интересов) придется забыть навсегда. Тем более, в свете происходящей в мире коммуникационной революции, которая не только усиливает отмеченные выше эффекты, но и вносит в актуальную доминацию новые технологические решения. Между тем, сегодня они касаются как пространства глобальных сетей, так и реального политического пространства, получающего ранее неизвестную по масштабам и характеру детерминацию.

 Речь идет о том, что наряду с насилием и дискурсом, hard и soft power сегодня сосуществует сетевые формы реализации власти, а именно: переключение и программирование. Эти процедуры, как оказывается, через коммуникационные сети способны связывать локальное с глобальным в нужных (пред-заданных) конфигурациях и перспективах. В свою очередь они реализуются в американской внутренней и внешней политике в виде каскадной активации, фрейминга и прайминга самое эмоциального интеллекта людей, который все более и более им подотчетен.

 Именно на этой основе объяснимо медиаполитическое форматирование темы иракской войны в угоду президенту Дж. Бушу-младшему и его администрации [6, с. 193 – 217], равно как объяснимо «восхождение» Б. Обамы к вершине политического олимпа США, формирование «поколения Обамы» и его мобилизации к президентским выборам 2008 года [там же, с. 422 - 433]. В свою очередь сегодняшняя битва Д. Трампа и Х. Клинтон, также характеризуется невиданной медиаполитической вакханалией, но семантически структурирующей как американского избирателя, так и моровое сообщество.

Однако если эту форму коммуникативной власти представлять экстерриториально, то действие американского Aspen institute-а на территории Украины также можно анализировать в виде набора фреймов: «украинская аутентичная цивилизация», «русская анти-цивилизация», «перманентная агрессивность русских» и т.д., и т.п.

И все же главный фронт перепрограммирования и переключения сетей, равно как и определенного качества символическая среда, которая служит объектом воздействия, располагаются на не-западных территориях. Нетрудно догадаться, что Москва, Пекин, Тегеран, Рио и некоторые другие акторы могут быть интерпретированы в терминах контр-власти, а значит, «делеберативной попытки изменить властные отношения» в мире в целом.

Поэтому, свой мощный властный ресурс, подчеркну, претендующий на статус smart power, США стремятся использовать по максимуму, играя на опережения реальных и потенциальных оппонентов по правилам самопроизвольной мета-игры. В каком состоянии окажется человечество, следуя в её фарватере, предположить нетрудно, труднее сказать о том, сохраниться ли в мире демократия как таковая.

 

Литература