Концепции развития науки в советской философии и истории науки: аналитический обзор (Дегтярев С.И.)

Год:

Выпуск:

Рубрика:

УДК 1(091).14

Дегтярев С.И.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Алтайский государственный университет».

Адрес: 656049, Россия, г. Барнаул, пр-т Ленина,  61а

кандидат философских наук, доцент кафедры социальной философии, онтологии и теории познания

Реферат. Аналитический обзор посвящен опровержению тезиса о том, что в советской философии науки  и истории науки отсутствовала концепция развития науки, сопоставимая с концепциями Т.Куна, И.Лакатоса и П.Фейерабенда, а марксистская  концепция развития науки была неопределенной и методологически неэффективной. На самом же деле в России в течение всего XX века развивались две модели развития науки – эволюционная и «революционная». Обе вполне сопоставимы с теми концепциями развития науки, которые были разработаны западными философами и историками науки в послевоенный период. Основоположником отечественной эволюционной модели развития науки был В.И.Вернадский, а у истоков «революционной» модели стояли В.И.Ленин и П.А.Флоренский. Дальнейшее развитие эволюционная модель получила в работах Б.Г.Кузнецова и в исследованиях, посвященных проблемам научно-технического прогресса, а «революционная» - в работах Б.М.Кедрова, В.С.Степина и др. Особого противостояния этих моделей в отечественном науковедении, в философии и истории науки не было, поскольку обе опирались на диалектико-материалистическую  концепцию развития науки и на традиции русской философской мысли. В начале восьмидесятых годов XX века началось активное взаимодействие данных моделей в направлении их концептуального синтеза, но «идеологический выбор» девяностых  годов заставил забыть авторов большинства учебных пособий по философии науки о «пророках в Отечестве своем».

Ключевые слова: эволюционная и «революционная» модели развития науки в отечественной философии XX века.

 

CONCEPTIONS OF THE DEVELOPMENT OF SCIENCE IN THE SOVIET PHILOSOPHY AND THE HISTORY OF SCIENCE: ANALYTICS REVIEW.

Degtyarev S.I.

The Altay State University. 656049, Russia, Barnaul, 61A Lenin Avenue.

 

Abstract. This review is devoted to rebuttal a thesis that didn’t exist the conception of the development of science such as conceptions by T. Kun, I. Lakatos and P. Feierabend in the Soviet philosophy and history of science, that Marxist conception of the development of science was uncertain and ineffective in it’s methods. Two models of scientific progress really developed in Russia during the XX century – evolutionary and “revolutionary”. Both conceptions are comparable to the same theories produced by foreign scientists after the World War II. V.I. Vernadsky founded the evolutionary theory, V.I. Lenin and P.A/ Florensky founded other theory. The evolutionary model was developed by B.G. Kuznetsov and other authors in their works about technical progress, the revolutionary model – by B.M. Kedrov and V.S. Stepin. There wasn’t real opposition between this conceptions because these models leaned to the Russian philosophical traditions and to the dialectical materialism. Active interaction of these models started at the beginning of 1980s, but many authors during the 1990s forgot about this fact because of ideological reasons.  

Key words: evolutionary and “revolutionary” models of development of science in Russian philosophy during the XX century.

В 2005 году в Москве был издан сборник статей «Науковедение и новые тенденции в развитии российской науки». В пояснении к изданию говорится: «Данное издание осуществлено в рамках программы «Межрегиональные исследования в общественных науках», реализуемой совместно Министерством образования и науки Российской Федерации, «ИНОЦЕНТРом (Информация. Наука. Образование)» и Институтом имени Кеннана Центра Вудро Вильсона, при поддержке Корпорации Карнеги в Нью-Йорке (США) и Фонда Джона Д. и Кэтрин Т. МакАртуров (США). Точка зрения, отраженная в данном издании, может не совпадать с точкой зрения доноров и организаторов Программы». Неудивительно, что в статье одного из редакторов этого сборника  А. В. Юревича можно прочесть следующее: «Сейчас оценка реальных достижений советского науковедения затрудняется необходимостью их вычленения из марксистской «трухи» - того специфического фразеологического и идеологического контекста, в котором они сформулированы. А один из главных недостатков отечественного науковедения и отечественной истории науки, состоящий в том, что они в отличие от зарубежных исследований науки не породили концепции ее развития, сопоставимой с теориями Т.Куна, П.Фейерабенда, И.Лакатоса, во многом, если не в первую очередь, объясняется тем, что это место уже было заполнено марксистской концепцией развития науки, хотя в отличие от упомянутых теорий трудно определить, в чем именно она заключается» [29]. Нельзя не согласиться с иронией другого автора данного сборника, известного отечественного философа и методолога науки А. А. Печенкина: «Просвещенческая дихотомия при постсоветском изложении истории советской науки приобретает очень странную форму» [20]. Действительно, это как раз тот случай, когда «субъектом … руководит не реальная действительность, а заранее заданная схема ее интерпретации» [22]. Более обоснованной является мысль Н. Л. Гиндилис о том, что сегодня необходимы серьезные наработки «в области теоретического анализа изменений характера научного знания» [3]. В том же году, когда был издан сборник статей «Науковедение и новые тенденции в развитии российской науки», вышло в свет серьезное учебное пособие Л.А. Микешиной «Философия  науки», в котором автор заявляла, что «диалектико-материалистическая философия имеет свои традиции в рассмотрении проблемы научных революций и вносит свой вклад в эту актуальную и фундаментальную проблематику. … В советский период такие исследователи, как Б.М. Кедров, В.С. Степин, П.П. Гайденко, В.В. Казютинский и другие, осуществили философский анализ природы научной революции, ее структуры, механизмов, целей, движущих сил, философско-мировоззренческих и социально-исторических оснований» [18]. Таким образом, в отечественной постсоветской философии науки сегодня существуют две диаметрально противоположные оценки вклада отечественных философов и историков науки советского периода в разработку проблем теории развития науки. И если негативная оценка опирается по преимуществу на известные аргументы идеологического характера, то позитивная, будучи лишенной подобных идеологических аргументов, требует рационально-аналитических оснований историко-философского содержания.

Идея научной революции формировалась не только в марксизме, но и в рамках немарксистских гносеологических учений, которые существовали в отечественной философии двадцатых годов XX века. В этом отношении показательна позиция П.А.Флоренского, изложенная им в материалах, объединенных в трактат «У водоразделов мысли» (1922 г.). По его определению, наука – это язык, один из способов символического описания, а объяснение выступает модусом описания. «Точность описания, широта его, проникновенность и связность – в таких признаках видим мы объясняющую деятельность Науки – писал П.А. Флоренский. - Объяснительность – лишь свойство описания; объяснение – не что иное, как описание же, но особое, особой уплотненности, особой проникновенной сосредоточенности, - описание любовно вдумчивое» [26, с.125]. Научное объяснение – это одно из объяснений жизни, наука сама по себе, вне связи с жизнью подобна тощей и сухой палке, которая «торчит над текущими водами жизни, в горделивом самомнении торжествует над потоком» [26, с.127]. Связь науки с жизнью революционизирует науку, наполняет ее качественными скачками: «история науки – не разматывание клубка, не развитие, не эволюция, а ряд больших и малых потрясений, разрушений, переворотов, взрывов, катастроф. История науки – перманентная революция» [26, с.127]. Вместе с тем, позицию П.А. Флоренского трудно определять как релятивистскую, поскольку он утверждал, что «в постоянной ломке науки упорно пребывает нечто: ее требование метода, ее требование неизменности и ограниченности»           [26, с.127]. Показательно, что данные суждения относительно науки и научных революций были высказаны в разделе «Диалектика» в связи с обсуждением вопроса о диалектизации теоретического мышления. Полагаем, что   истоки идеи П.А.Флоренского о развитии науки как «перманентной революции» связаны с аритмологией и другими концептами учения Московской философско-математической школы, которое, по оценке С.М. Половинкина, «было реакцией на обезличивающие и обезбоживающие теории эволюции и прогресса, столь характерные для 19 в. Школа была видом русского персонализма, строившего всеохватную иерархию монад, восходящую к Богу. Еще до революции либеральной печатью она была признана «реакционной». После революции Э.Я. Кольман «черносотенную московскую философско-математическую школу» ставил в связь с фашизмом» [21]. Действительно, понимание П.А. Флоренским истории науки как «перманентной революции» противоречит линейно-кумулятивистскому пониманию научного прогресса, хорошо согласующемуся с идеологией либерального социал-реформизма. Противоречит оно и упрощенной эволюционной схеме научно-технического прогресса, которая господствовала в советской идеологии вплоть до семидесятых годов XX века. Не составляет труда заметить, что понятие революции в науке, использованное П.А. Флоренским, является результатом обобщения понятий «потрясение», «разрушение», «переворот», «взрыв», «катастрофа» и т.п. Кстати, в советской литературе по истории науки и теории научного прогресса в двадцатые – семидесятые годы XX века шел своего рода «отбор» термина, адекватного содержанию понятия «научная революция»; в «конкурентной борьбе» терминов этот «отбор» прошел  термин «переворот» в значении «качественный скачок». Термин «перманентный» применительно к научной революции не укоренился и в 1982 году В.С. Черняк использовал его при характеристике эволюционно-релятивистской позиции К. Поппера в ином варианте: «Релятивизм в подходе к развитию науки свойствен … Попперу, который отрицает момент устойчивости (преемственности) в науке и рисует историю науки как поток перманентных (выд. нами – С.Д.) революций» [28]. В этом контексте концепция перманентных научных революций противостоит концепции научных традиций, что свидетельствует об изменении смысла термина «перманентный» в философии науки и науковедении в СССР. Но в начале XX века в отечественной философии науки  такого противопоставления еще не было. При этом, сохранение научных традиций как условие развития науки признавалось сторонниками как «революционной», так и эволюционной моделей развития науки. Основоположник отечественной эволюционной модели развития науки В.И. Вернадский еще в 1902 году в своей первой философской работе         («О научном мировоззрении») писал, что, несмотря на то, что «неустойчивость и изменчивость научного мировоззрения черезвычайны», «в течение всех долгих веков было нечто общее, оставшееся неизменным… Это общее и неизменное есть научный метод искания, есть научное отношение к окружающему» [1]. Эволюционный взгляд на развитие науки существенно ограничивал В.И. Вернадского в употреблении терминов, выражающих понятие научной революции, и их применение составляло, видимо, особое событие его духовной жизни. Характеризуя развитие естествознания в конце XIX – начале XX веков как непрерывный рост темпов создания новых областей знания и сфер их «захвата», он писал в 1937 – 1938 г.г.: «Четырнадцать лет назад я сравнил эту черту научного знания со взрывом, и это сравнение, мне кажется, правильно выражает действительность» [2]. Можно отметить, что в советской философии науки в течение всей ее истории, а также в историко-научных исследованиях особого противостояния эволюционной и «революционной» моделей развития науки не было, напротив, наблюдалось их взаимодействие на основе идей диалектического материализма и историко-материалистической концепции общественного развития.

Понятие научной революции было привнесено в русскую философию науки и далее в советскую теорию развития науки, а также связанную с ней историю науки В.И. Лениным через опубликованную им в 1909 году работу «Материализм и эмпириокритицизм» (глава 5). В этой работе используется термин «новейшая революция в естествознании», но тот смысл, который вкладывал в него В.И. Ленин, по преимуществу характеризует содержание понятия «научная революция». Дефиниция данного понятия в работе отсутствует, однако представлен богатый контекст, что и позволяет говорить о факте актуализации этого понятия.

Вопрос о дефинициях базовых понятий ставится обычно на последующих этапах развития какой-либо философской проблемы. В отношении логически правильного определения понятия научной революции в отечественной философии науки это было сделано в семидесятые годы советским философом-науковедом Н.А. Князевым. По его мысли, «научная революция – это социальный скачок в области научной деятельности, в результате которого происходит качественное изменение как в способе видения окружающей действительности, так и в способе производства научного знания» [10]. В последующих своих исследованиях Н.А. Князев установил, что «развитие философии и методологии науки осуществляется в рамках разных мировых традиций теоретизирования» [11, с.214], и предложенное им определение научной революции должно быть отнесено к «диалектическому проекту науки» [11, с.217]. (Заметим, что асимметрия во времени между постановкой проблемы и дефиницией ее базового концепта является, по-видимому, одной из исторических закономерностей развития философии XX века. Например, понятие «культурный ландшафт» было введено в философию культуры более ста лет назад, но логически правильно построенного определения нет и поныне [17]. Поэтому никакой «недоработки» со стороны В.И. Ленина в отношении дефиниции понятия научной революции в момент введения этого понятия в философское учение о развитии науки быть не могло).

Судя по тексту ленинской работы, термин «новейшая революция в естествознании» был заимствован В.И. Лениным из публикации венгерского социолога и искусствоведа-марксиста Йожефа Динер-Дэнеша (Иосифа Динэ-Дэнеса) «Марксизм и новейшая революция в естествознании», изданной в 1906 – 1907 годах; в свою очередь, венгерский ученый употребил данный термин в процессе сопоставления положений Ф. Энгельса, сформулированных в «Анти-Дюринге», с открытиями в естествознании конца XIX – начала XX веков. Сформировавшись как оценка с позиций диалектико-материалистической методологии ситуации в естествознании, термин «революция в естествознании» был наполнен В.И. Лениным гносеологическим и, что самое главное, онтологическим содержанием, т.е. было сформировано новое философско-научное понятие. В чем состоит его онтологическое содержание? Это переход не только к новым физическим теориям, сформированные учеными в начале XX века, но прежде всего формирование качественно нового рационально-философского и общенаучного понимания материальной действительности. В.И. Ленин писал, что «разбирая вопрос о связи одной школы новейших физиков с возрождением философского идеализма, мы далеки от мысли касаться специальных учений физики. Нас интересуют исключительно гносеологические выводы из некоторых определенных положений и общеизвестных открытий. Эти гносеологические выводы до такой степени напрашиваются сами собой, что их затрагивают уже многие физики. Мало того, среди физиков имеются уже различные направления, складываются определенные школы на этой почве. Наша задача поэтому ограничивается тем, чтобы отчетливо представить, в чем суть расхождения этих направлений и в каком отношении стоят они к основным линиям философии» [15, с.266]. (Отметим национальную специфичность философской позиции В.И. Ленина – он не устанавливает строгой демаркации между онтологией и гносеологией, подобно тому, как нет таковой между диалектикой, логикой и теорией познания, поэтому «гносеологические выводы» В.И. Ленина часто по сути являются онтологическими. В этом отношении философское мышление В.И. Ленина хорошо согласуется с соответствующей традицией русской философии, которую развивали и революционно-демократическое, и славянофильское направления, и В.С. Соловьев в концепции синтетической философии, и другие русские философы XIX – начала XX веков. Эмпириомонизм А.А. Богданова, как и его тектология, это тоже, по сути, синтетические философские учения. Неопределенность границ между гносеологией, онтологией и диалектикой как методологией свойственна и сталинской концепции диалектического метода философского познания. И это понятно. Философы в России не сидели в тиши кабинетов, а были в гуще событий, на передней «линии огня», и русская философия всегда была жизнеустроительной и практико-ориентированной). Итак, что понимал В.И. Ленин под «революцией в естествознании»? Во-первых, новые научные открытия как в области экспериментального естествознания, так и в области теоретических исследований. Эти научные открытия представлены разнообразными системами знаний, но обязательными для научной революции являются вновь установленные факты и объясняющие их новые теоретические конструкты.  Во-вторых, это кризис теоретического естествознания, порожденный противоречиями между новыми открытиями в области опытно-экспериментальных исследований и ранее принятыми в качестве достоверных научными теориями. (В.И. Ленин характеризует кризисное состояние в теоретической физике, используя актуальную и поныне работу А. Пуанкаре «Ценность науки», в которой описываемый кризис характеризуется разнообразными эпитетами, например, «подрыв принципов», «всеобщий разгром принципов», «руины старых принципов физики» и др. [15, с.267]). В-третьих, последовательный анализ и новый синтез метатеоретических компонентов естествознания, прежде всего, философских оснований физики, и того, что сегодня называют научной картиной мира. Философско-методологический анализ включает в себя критику всех предложенных вариантов философской и научно-теоретической интерпретации новых открытий в естествознании. (В.И. Ленин анализирует и критикует философско-идеалистические интерпретации новейших открытий в физике, указывая при этом на их «национальную» форму, - «английский спиритуализм», «немецкий идеализм», «французский фидеизм», концепция «русского «физика-идеалиста»», потому что для ленинского анализа оказалось важным учесть «то, как однородные философские тенденции проявляются в совершенно различной культурной и бытовой обстановке» [15, с.317]). Данным концепциям В.И. Ленин противопоставляет диалектико-материалистическое понимание мира, которое, как и наука, является наднациональным и общезначимым. Собственно говоря, ленинская критика и ведется с позиций диалектического материализма. (Отметим однако, что контекст критики указывает на то, что диалектический материализм В.И. Ленина имеет тоже национальную форму, это русский диалектический материализм. Об этом свидетельствует, например, завершающая часть работы «Материализм и эмпириокритицизм» - «С какой стороны подходил Н.Г. Чернышевский к критике кантианства»). При этом, критический анализ несовместимых с наукой философских идей должен быть завершен новым философским синтезом. По мысли В.И. Ленина, это диалектико-материалистическая интерпретация новейших открытий в естествознании. Диалектический материализм наиболее последователен в выполнении функций философских оснований современного естествознания потому, что он непосредственно следует из новейших научных открытий: «современная физика лежит в родах. Она рожает диалектический материализм» [15, с.332]. Таким образом, методология ленинского анализа научной революции, основанная на непосредственном применении методов восхождения от абстрактного к конкретному, раздвоения единого на противоположности и диалектического отрицания,   включает в себя решение по меньшей мере пяти сложнейших исследовательских задач и выполнение соответствующих им познавательных действий:

1) объективное описание результатов научных исследований и их оценка как научных открытий;

2) выявление отношения несовместимости между новейшими научными открытиями и ранее принятыми в качестве истинных научными теориями и принципами господствующей научной картины мира;

3) критический анализ философских выводов из новейших научных открытий,  обоснование и развертывание (творческое развитие) того философского учения, которое в наибольшей степени соответствует содержанию этих открытий;

4) диалектическое отрицание наличного метатеоретического знания – того, что сегодня называют философскими основаниями науки, идеалами и нормами научного исследования, идеями, концепциями и принципами научной картины мира; это отрицание включает в себя сохранение и воспроизводство не только научной истины, но и традиций научной методологии;

5) формирование теоретических ориентиров дальнейшего развития науки (и по сей день не дает покоя ученым-физикам известная ленинская фраза «Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна, … она бесконечно существует…» [15, с.277]; в историко-научном исследовании – это анализ и оценка последующих научных открытий, связанных с теми, которые составляют предмет данного описания и объяснения.

Отметим, что в ленинском анализе научной революции конца XIX – начала XX веков четвертое и пятое познавательные действия «вплетены в ткань» третьего, потому что В.И. Ленин исследовал «новейшую революцию в естествознании» как ее непосредственный участник, ибо навряд ли кто-нибудь всерьез попытается отвергнуть факт написания работы «Материализм и эмпириокритицизм» как философского анализа и обобщения открытий в естествознании конца XIX – начала XX веков. Революция в естествознании конца XIX – начала ХХ веков выводила В.И. Ленина на предмет научного вопрошания как на предел человеческого существования в ту эпоху, а «размыкая бытие, «спрашивание» становится присутствующим перед «опрошенным», которое, в свою очередь, оказывается представленным перед ним … в этом состоит суть экзистирования героического Dasein» [23]. Работа В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» - это непосредственный вклад революционера-коммуниста в дело научной революции и этот вклад по определению не мог не быть революционным. Как писал в 1980 году Э.В. Ильенков, «революция есть революция, происходит ли она в социально-политическом «организме» огромной страны или в «организме» современного развивающегося естествознания. Логика революционного мышления, логика революции и там и там одна и та же. И называется эта логика материалистической диалектикой» [6].  В советское время работа В.И. Ленина впервые переиздана в 1920 году, в период с 1917 по 1969 годы она была переведена более чем на 20 иностранных языков. Но прошло сто лет и в постсоветской России уже нет официальной, государственно- идеологической оценки данной работы, а есть две идеологически противоположные позиции. «Официозную» позицию формулирует, например, В.С. Степин: «В.И. Ленин своей идеологизированной критикой богдановского эмпириомонизма, стимулированной прежде всего внутрипартийными «разборками» и стремлением утвердить партийное единомыслие, по существу закрывал возможности видоизменения и дополнения социально-исторической концепции марксизма на основе новых достижений науки» [25, с.296]. Противоположную точку зрения излагает А.Л. Никифоров, положительно оценивая ленинскую работу через сто лет после ее первого издания: «Не так уж много политиков в 20 в. поднималось до философских рассуждений при обосновании своих политических программ и действий. Сейчас термины «материализм» и «идеализм» как-то вышли из моды, но, быть может, это лишь свидетельство мелочности и эклектизма современной философии? Во всяком случае, книга Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» все еще сохраняет свое философское значение и дает хорошее представление о философской атмосфере начала 20 столетия» [19]. Полагаем, что в этом споре философов правы физики. Так, современный отечественный ученый-физик В.Б. Губин дает однозначную положительную  оценку ленинской работе: ««Материализм и эмпириокритицизм» до сих пор остается лучшей книгой, показывающей соотношение теории и реальности и научную методологию познания. (Физик, который ее не прочитал, рискует остаться не понимающим сам дух физического познания, подобно многим математикам, инженерам и программистам)» [4].

Ленинская методология анализа научной революции изначально обладала ресурсом развертывания ее в историко-научную исследовательскую программу. Первая и вторая задачи этой программы совпадают с задачами исследования «новейшей революции», т.е. современности. Это означает, что, во-первых, в историко-научной реконструкции необходимо полное и последовательное описание научных открытий, сделанных учеными в определенную эпоху, при обязательном анализе степени их новизны. Во-вторых, и это, пожалуй, самое сложное, необходимо выявить противоречия между данными открытиями и господствовавшими на данном этапе развития науки учениями и теориями, установить факт кризисной ситуации как в определенной научной области, так и науки в целом. Третья задача уже отличается от задачи анализа «новейшей революции», потому что в историко-научном и философско-научном познании исследователь, как правило, не является «участником» исследуемой научной революции. Поэтому его познавательные действия не «почти» одновременны, а однозначно последовательны. Это означает, что он должен объективно   описать те философские выводы, которые были сделаны передовыми мыслителями определенной эпохи из научных открытий их времени. Четвертая задача опирается на результаты решения третьей задачи и состоит в выявлении существенной значимости новых научных открытий для развития философских оснований и методологии науки, научной картины мира, культуры и мировоззрения людей определенной эпохи, а также в установлении характера научной преемственности и соответствия этих открытий научным и социокультурным традициям. Наконец, пятая задача историко-научного исследования какой-либо научной революции заключается в анализе истории дальнейшего развития идей, положений и учений, использования результатов опытов и экспериментов, которые составляли «революционное» содержание данного качественного скачка в науке. Казалось бы, эти понятные и очевидные познавательные установки, непосредственно вытекающие из ленинской методологии анализа научных революций, в условиях господства марксизма-ленинизма как государственной идеологии должны были стать «грамматикой» историко-научных исследований. Однако действительность оказалась гораздо сложнее и ставшая в начале 2016 года вновь актуальной мысль Б. Пастернака о том, что Ленин, управляя течением мысли, управлял страной, представляется сильнейшей идеализацией. Утверждение о том, что «интеллектуалы выполняют функцию создания или конструирования идеологических нарративов», является современной философской модой самих интеллектуалов [27]. Между прочим, просветительская идеологема управления общественным развитием посредством мысли была широко распространенной и во «времена Пастернака». Так, в работе Б.Г. Кузнецова «Патриотизм русских естествоиспытателей и их вклад в науку. Беседы по истории отечественного естествознания», изданной в 1951 г., можно прочесть буквально следующее: «…Ленин и Сталин оказали гигантское воздействие на темп и направление научного развития не только своими гениальными произведениями, но также созданными ими, и воплотившими их идеи, новыми условиями научной работы, новыми требованиями к науке, новыми возможностями научного исследования» [12]. На самом же деле в течение долгого времени «революционная» модель реконструкции исторического процесса духовной жизни использовалась прежде всего в отношении истории формирования и развития марксизма, т.е. в отношении революционной общественной мысли и тех социальных наук, которые развивались в контексте данного направления. В истории естествознания вплоть до начала восьмидесятых годов прошлого века активно реализовывалась методология эволюционного подхода, существенно дополненная методологией диалектического материализма. Основными центрами историко-научных исследований в СССР в довоенный период были Комиссия по истории знаний, учрежденная в 1921 году по инициативе академика В.И. Вернадского, и Институт истории науки и техники Академии наук СССР, созданный при активном участии Н.И. Бухарина в 1932 году. В.С.Кирсанов на основе архивных документов установил, что в первый год своего существования институт включал в свой штат семь научных сотрудников и все они были по образованию историками и филологами [9, с.9]. С 1944 года таким центром стал Институт истории естествознания и техники Академии наук СССР; сегодня это академический институт РАН и он сохраняет свой статус ведущего центра историко-научных исследований в области естествознания. Правда, соотношение гуманитарного и естественнонаучного начал в исследованиях изменилось в сторону примата естественнонаучного над гуманитарным. В.С. Кирсанов объясняет это тем, что «демагогический, командный характер исследований, навязанный обществоведам и гуманитариям, привел, в конце концов, к тому, что физики и математики стали пренебрежительно относиться к философии и гуманитарным наукам, а некоторые иногда даже высказывались в таком духе, что могут разбираться в проблемах гуманитарных наук лучше, чем сами гуманитарии» [9, с.5]. На наш взгляд, определенную роль в формировании такой ситуации сыграли и установки эволюционного подхода к истории науки. Б.Г .Кузнецов, известный историк естествознания и методолог науки, заместитель директора Института истории естествознания и техники АН СССР с 1944 года, в 1982 году вспоминал о том, как в тридцатые годы формировалось его методологическое сознание под непосредственным влиянием идей В.И. Вернадского. Еще не будучи «профессиональным историком науки», он осознал неизбежность и необходимость «выхода из содержания науки в ее историю»[14, с.36]. Б.Г. Кузнецов описывал ход своих рассуждений в тридцатые годы так: «У историков науки XIX в. и даже самого конца XIX в. этого («выхода из содержания науки в ее историю» - С.Д.) еще не было. Содержание самой науки считалось окончательно утвержденной в своих основах истиной, и история науки говорила об ошибочных или справедливых с современной точки зрения концепциях, присваивая их авторам титул «предшественников» в зависимости от степени их приближения к наконец обретенной истине. Сейчас все изменилось. Содержание современной науки само стало противоречивым и динамичным, вечные скрижали оказались относительными, современная наука неизбежно становится объектом исторического познания, или, лучше сказать, самопознания» [14, с.36 – 37]. В результате «в идеях Вернадского и в беседах с ним … я встретил Фундаментальную науку, которая не держит возле себя свою историю как бедную родственницу, а сама стремится стать своей историей, нуждается в самопознании, меняет не только семантику диалога человека с природой, но и синтаксис такого диалога, его логические корни. И тут-то … и появились замыслы, которые, к счастью, сохранились поныне» [14, с.39]. Многие из этих замыслов были успешно реализованы Б.Г. Кузнецовым в его добротных и глубоких исследованиях, посвященных истории физики и других разделов естествознания, в том числе в исследованиях творчества Дж. Бруно, Галилея, Ньютона, Эйнштейна и других великих ученых. Более того, с начала восьмидесятых годов применение им методологических принципов эволюционного подхода в историко-научных исследованиях стало сочетаться с принципами «революционной» модели развития науки. Для обоснования данного сочетания он удачно применил идею «сильной необратимости времени», выдвинутую Х. Рейхенбахом. «Сильная необратимость», по мысли Б.Г. Кузнецова, - это более общее понятие, чем понятие научной революции, поэтому «революционные периоды «сильной необратимости» познания свойственны и межреволюционным, так называемым органическим эпохам»[13, с.13]. Использование же понятия научной революции формировало в историко-научных исследованиях новые методологические ориентиры. «Мы уже не только сопоставляем каждое научное открытие с установившимися фундаментальными принципами, но и видим в нем аналог научной революции прошлого, зародыш, залог новой научной революции или повод к ней, нечто требующее дальнейшего преобразования фундаментальных принципов – писал Б.Г. Кузнецов.- При этом в поле зрения оказывается особый характер необратимости научного познания в революционные эпохи его истории»[13, с.10].

Возрождение «революционной модели» реконструкции истории естествознания было осуществлено в послевоенный период благодаря работам Б.М. Кедрова и его учеников. Б.М. Кедров разработал собственную концепцию научных революций, которая, к сожалению, еще не получила отражения в современной учебной литературе по истории и философии науки. Она логически следует из его общей концепции развития науки, которую он начал разрабатывать в 1940 году первоначально применительно к истории химии [8, с.17]. Это диалектико-логическая концепция, основанная на триаде всеобщего, особенного и единичного, и одновременно антропоцентристская, соответствующая традициям русской философии естественнонаучного и революционно-демократического направлений [8, с.14-15]. Данная «трехаспектная» концепция позволила Б.М. Кедрову ввести понятия климата науки и климата научного творчества, глобального климата науки, макроклимата и микроклимата науки и другие концепты,  а антропоцентризм в понимании процесса познания выводил советского философа на онтологию научной революции. «От изучения непосредственных явлений мы переходим к раскрытию их сущности, которая обнаруживается посредством работы нашего абстрактного мышления. Переход к этой новой, более высокой ступени познания совершается также путем научной революции, но уже иного характера, иного содержания, нежели революции, происходившие на стадии эмпирического знания. Особенность последующих научных революций обусловлена тем, что сама сущность вещей и явлений носит многоступенчатый характер. Поэтому переход от одной ее ступени к последующим при движении вглубь познаваемой сущности влечет за собой каждый раз коренную ломку прежних научных представлений» [7] - писал Б.М. Кедров в работе «О великих переворотах в науке».  Б.М. Кедров разработал критерии и определил существо, структуру и динамику научных революций, выделил типы научных революций, выделил этапы (моменты) научной революции – одним словом, разработал достаточно дифференцированную «революционную» модель развития науки, которая не менее оригинальна, чем концепция Т. Куна. Дальнейшее развитие эта модель получила в работах В.С. Степина. В своей фундаментальной работе «Теоретическое знание», идеи которой автор, по собственной оценке, начал формировать еще в конце шестидесятых годов XX века [24, с.4], он описал «не-куновский» вариант научной революции (научные революции «возможны также благодаря междисциплинарным взаимодействиям» [24, с.302]), определил научную революцию как «выбор новых стратегий исследования» [24, с.320], ввел понятие глобальной научной революции, определил ее как смену типов научной рациональности и выделил в истории науки четыре глобальные научные революции [24, с.322- 323]. Повышенный интерес В.С. Степина к философским основаниям науки в периоды научных революций [25, с.199] свидетельствует об использовании им компонентов ленинской методологии анализа научных революций. Это обстоятельство опровергает его собственную оценку значения работы В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».

«Революционная» модель развития науки во второй половине семидесятых годов XX века была успешно применена А.Ф. Лосевым в его фундаментальном исследовании по истории эстетики Возрождения. А.Ф. Лосев установил факт того, что «гелиоцентризм и бесконечное множество миров … противоречили эстетике Ренессанса» [16, с.545]. Вывод русского философа вполне соответствовал ленинской логике методологического анализа научной революции: «Гелиоцентризм Коперника, учение о законах движения планет вокруг Солнца у Кеплера и аналитическая индуктивно-дедуктивная теория у Галилея с его законами механики и динамики – весь этот тип возрожденческого мышления гипертрофировал интеллектуальную способность человека, приводил к развитию механистической метафизики и в этом смысле уже был самоотрицанием Возрождения и переходом к материализму Нового времени» [16, с.107], или, другими словами, это было «передовым и революционным событием для последующих веков» [16, с.544]. На наш взгляд, А.Ф. Лосев тщательно и последовательно выполнил все те пять задач диалектического анализа научной революции, которые в начале XX века решал В.И. Ленин в пятой главе работы «Материализм и эмпириокритицизм».

Таким образом, в отечественной истории и философии науки и в науковедении XX века сосуществовали, развивались и взаимодействовали две основные модели развития науки – эволюционная и «революционная». Их философскими основаниями были принципы диалектики, по-преимуществу, в материалистическом варианте. Обе модели обладали собственными эвристическими и методологическими возможностями, а также имели и соответствующие ограничения. Основным вектором их эволюции было взаимопроникновение и взаимодополнение, однако наметившийся в восьмидесятые годы концептуальный синтез моделей в форме общей теории развития науки осуществлен не был. Каждая из данных моделей имела свои версии. Все это требует дальнейшего историко-философского исследования, поскольку философские проблемы эволюционируют посредством актуализации ранее сформированных идей и учений [5].

 

Список литературы

1. Вернадский В.И. О научном мировоззрении. - М.: Наука, 1991. – С.229.

2. Вернадский В.И. Научная мысль как планетное явление. - М.: Наука, 1991. – С.72.

3. Гиндилис Н.Л. Научное сообщество: эмпирические исследования//Социология науки и технологий. - 2012. - Том 3. – № 2. С.13.

4. Губин В.Б. 100 лет «Материализму и эмпириокритицизму» // Диалектическая логика в Живом Журнале [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://dia-logic.live journal.com>103685.html. (Дата обращения 27.03.2016 г.).

5. Дегтярев С.И. Актуализация учения Ермолая-Еразма о Любви как переход в новое состояние// Философские дескрипты. - 2015. – Выпуск №13. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.philosophicaldescript.ru. (Дата обращения 27.03.2016 г.).

6. Ильенков Э.В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма (Размышления над книгой В.И.Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»).  - М.: Политиздат, 1980. – С.173 – 174.

7. Кедров Б.М. О великих переворотах в науке. – М.: Педагогика, 1986. – С.8.

8. Кедров Б.М. Взаимодействие трех факторов (климатов) научного творчества // Науки в их взаимосвязи. История. Теория. Практика. – М.: Наука, 1988. – С.12 – 26.

9. Кирсанов В.С. Возвратиться к истокам? (Заметки об Институте истории науки и техники АН СССР, 1932 – 1938 гг.) // Вопросы истории естествознания и техники. – 1994. - №1. – С.3 - 19.

10. Князев Н.А. К определению понятия научной революции//Наука и закономерности ее развития. - Томск: Изд-во Томского ун-та, 1977.- С.35.

11. Князев Н.А. Философские основы проектного анализа сущности науки // Известия Томского политехнического университета. - 2005.- Том 308.- №6. С. 214 – 218.

12. Кузнецов Б.Г. Патриотизм русских естествоиспытателей и их вклад в науку. Беседы по истории отечественного естествознания. - М.: Издание Московского общества испытателей природы, 1951.- С.196 – 197.

13. Кузнецов Б.Г. Ньютон. - М.: Мысль, 1982.- 175 с.

14. Кузнецов Б.Г. Встречи. – М.: Наука, 1984. – 96 с.

15. Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм//Ленин В.И. Полное собрание сочинений. Издание пятое. Т.18. - М.: Изд-во политической литературы, 1968. 525 с.

16. Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. - М.: Мысль, 1982.- 623 с.

17. Метелев А.В. Основные подходы к определению и пониманию «культурного ландшафта» в российской науке//Философские дескрипты. - 2015. – Выпуск №14. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.philosophicaldescript.ru. (Дата обращения 27.03.2016 г.).

18. Микешина Л.А. Философия науки: Современная эпистемология. Научное знание в динамике культуры. Методология научного исследования: учеб.пособие / Л.А.Микешина. - М.: Прогресс-Традиция; МПСИ: Флинта, 2005.- C. 209.

19. Никифоров А.Л. «Материализм и эмпириокритицизм»// Энциклопедия эпистемологии и философии науки / Под ред. И.Т. Касавина. - М.: Канон+», РООИ «Реабилитация», 2009.

20. Печенкин А.А. Философия науки и история науки: проблемы взаимодействия // Науковедение и новые тенденции в развитии российской науки/Под ред. А.Г. Аллахвердяна, Н.Н. Семеновой, А.В. Юревича. - М.: Логос, 2005. – С.70.

21. Половинкин С.М. Московская философско-математическая школа//Энциклопедия эпистемологии и философии науки / Под ред. И.Т.Касавина. - М.: Канон+», РООИ «Реабилитация», 2009.

22. Сердюк Т.Г. Специфика информированности массового сознания в условиях  активного масс-медийного воздействия // Философские дескрипты.- 2015. – Выпуск №14. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.philosophicaldescript.ru. (Дата обращения 27.03.2016 г.).

23. Серединская Л.А. Специфика экзистенциального анализа феномена героизма// Философские дескрипты. - 2015. – Выпуск №14. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.philosophicaldescript.ru. (Дата обращения 27.03.2016 г.).

24. Степин В.С. Теоретическое знание. – М.: Прогресс-Традиция, 1999. –     390 с.

25. Степин В.С. Цивилизация и культура. – СПб: СПбГУП, 2011. – 408 с.

26. Флоренский П.А. У водоразделов мысли // Сочинения. В двух томах.        Том 2. - М.: Правда, 1990. - 448 с.

27. Черданцева И.В., Бутина А.В. Гражданский этос интеллектуала: социально-философские основания// Философские дескрипты. - 2015. – Выпуск №14. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://www.philosophicaldescript.ru. (Дата обращения 27.03.2016 г.).

28. Черняк В.С. Особенности современных концепций развития науки//В поисках теории развития науки (Очерки западноевропейских и американских концепций XX века). - М.: Наука, 1982. - С.41.

29. Юревич А.В. Науковедческая «башня», или еще раз о предмете и структуре науковедения // Науковедение и новые тенденции в развитии российской науки / Под ред. А.Г. Аллахвердяна, Н.Н. Семеновой, А.В. Юревича. - М.: Логос, 2005. – С.29.

 

References

1. Vernadskij V.I.O nauchnom mirovozzrenii [About scientific outlook] Nauchnaya mysl kak planetnoe yavlenie [The scientific idea as a planetary phenomena]. Moscow, 1991. P. 229. (In Russ)

2. Vernadskij V.I. Nauchnaya mysl kak planetnoe yavlenie [The scientific idea as a planetary phenomena]. Moscow, 1991. P. 72. (In Russ)

3. Gindilis N.L. Nauchnoe soobshchestvo: empiricheskie issledovaniya [The network of scientisis: empirical explorations] Sociologija nauki i tehnologij [Sociology of science and technology]. - 2012. Vol 3 No 2 P. 13. (In Russ)

4. Gubin V.B. 100 let «Materializmu i jempiriokriticizmu» [A hundred year of «Materialism and empiriokriticism»] (In Russ). Available to: http://dia-logic.live journal.com>103685.html. (Accessed at 2016. 03. 27).

5. Degtyarev S.I. Aktualizacija uchenija Ermolaja-Erazma o Ljubvi kak perehod v novoe sostojanie [An updating of the doctrine of Ermolai-Erasm about the Love as a transition to the new condition] Filosofskie deskripty. 2015. Vol 13 (In Russ) Available to http://www.philosophicaldescript.ru. (Accessed at 2016. 03. 27).

6. Il'enkov Je.V. Leninskaja dialektika i metafizika pozitivizma (Razmyshlenija nad knigoj V.I.Lenina «Materializm i jempiriokriticizm»). [Lenin’s Dialectics and philosophy of positivism]. Moscow, 1980. pp. 173-174. (In Russ)

7. Kedrov B.M. O velikih perevorotah v nauke [About the great revolutions of a science] Moscow, 1986. p. 8. (In Russ)

8. Kedrov B.M. Vzaimodejstvie treh faktorov (klimatov) nauchnogo tvorchestva [An interaction of three factors of scientific cognition] Nauki v ih vzaimosvjazi. Istorija. Teorija. Praktika. Moscow, 1988. pp. 12-26. (In Russ)

9. Kirsanov V.S. Vozvratit'sja k istokam? (Zametki ob Institute istorii nauki i tehniki AN SSSR, 1932 – 1938 gg.) [Return to origins?] (In Russ) Voprosy istorii estestvoznanija i tehniki. 1994, Vol 1. pp. 3-19.

10. Knjazev N.A. K opredeleniju ponjatija nauchnoj revoljucii [About the definition ‘revolution in science”] Nauka i zakonomernosti ee razvitija  - Tomsk, 1977. p. 35. (In Russ)

11. Knjazev N.A. Filosofskie osnovy proektnogo analiza sushhnosti nauki [Philosophical foundment of project analysis of the essence of science] Izvestija Tomskogo politehnicheskogo universiteta. – 2005, Vol. 308 No. 6.  pp.214-218. (In Russ)

12. Kuznecov B.G. Patriotizm russkih estestvoispytatelej i ih vklad v nauku. Besedy po istorii otechestvennogo estestvoznanija. [Patriotism of Russian naturalists and their contribution to science]. Moscow, 1951. pp. 196-197. (In Russ).

13. Kuznecov B.G. N'juton [Newton]. Moscow, 1982. 175 p. (In Russ).

14. Kuznecov B.G. Vstrechi [Meetings]. (In Russ). Moscow, 1984. 96 p. (In Russ).

15. Lenin V.I. Materializm i jempiriokriticizm [Materialism and empiriocriticism] (In Russ) Lenin V.I. Polnoe sobranie sochinenij. Izdanie pjatoe. T.18. Moscow, 1968. 525 p. (In Russ).

16. Losev A.F. Jestetika Vozrozhdenija [Aesthetics of the Renaissance]. Moscow, 1982. 623 p. (In Russ).

17. Metelev A.V. Osnovnye podhody k opredeleniju i ponimaniju «kul'turnogo landshafta» v rossijskoj nauke [Main attitudes to the perception of “a cultural landscape” in Russian science]. Filosofskie deskripty. 2015. Vol 14 (In Russ) Available to http://www.philosophicaldescript.ru. (Accessed at 2016. 03. 27).

18. Mikeshina L.A. Filosofija nauki: Sovremennaja jepistemologija. Nauchnoe znanie v dinamike kul'tury. Metodologija nauchnogo issledovanija. [Philosophy of science, modern epistemology, scientific knowledge in the cultural trend, methodology of scientific exploration]. (In Russ) Moscow, 2005, p. 209.

19. Nikiforov A.L. «Materializm i jempiriokriticizm» [Materialism and empiriocriticism]. Jenciklopedija jepistemologii i filosofii nauki. (In Russ) Moscow, 2009. (In Russ)

20. Pechenkin A.A. Filosofija nauki i istorija nauki: problemy vzaimodejstvija [Philosophy and history of science: problems of interaction] Naukovedenie i novye tendencii v razvitii rossijskoj nauki. Moscow, 2005, p. 70. (In Russ)

21. Polovinkin S.M. Moskovskaja filosofsko-matematicheskaja shkola [Moscow school of philosophy-mathematics]. Jenciklopedija jepistemologii i filosofii nauki. (In Russ). Moscow, 2009.

22. Serdjuk T.G. Specifika informirovannosti massovogo soznanija v uslovijah  aktivnogo mass-medijnogo vozdejstvija [The specificity of mass consciousness awareness in the face of strong mass media exposure] Filosofskie deskripty. 2015. Vol 14 (In Russ). Available to http://www.philosophicaldescript.ru. (Accessed at 2016. 03. 27).

23. Seredinskaja L.A. Specifika jekzistencial'nogo analiza fenomena geroizma [Specifics of existencial analysis of the herosim phenomenon] Filosofskie deskripty. 2015. Vol 14 (In Russ). Available to http://www.philosophicaldescript.ru. (Accessed at 2016. 03. 27).

24. Stepin V.S. Teoreticheskoe znanie [Theoretically knowledge]. Moscow, 1999. 390 p. (In Russ).

25. Stepin V.S. Civilizacija i kul'tura [Civilization and culture]. SPb, 2011. 408 p. (In Russ).

26. Florenskij P.A. U vodorazdelov mysli [Near watersheds of ideas] Sochinenija. V dvuh tomah.  Vol. 2. Moscow, 1990. 448 p. (In Russ)

27. Cherdanceva I.V., Butina A.V. Grazhdanskij jetos intellektuala: social'no-filosofskie osnovanija [Civic ethos of intellectuals: social and philosophical foundations] Filosofskie deskripty. 2015. Vol 14 (In Russ) Available to http://www.philosophicaldescript.ru. (Accessed at 2016. 03. 27).

28. Chernjak V.S. Osobennosti sovremennyh koncepcij razvitija nauki [Special features of modern conceptions of a scientific development] V poiskah teorii razvitija nauki (Ocherki zapadnoevropejskih i amerikanskih koncepcij XX veka). Moscow, 1982, p. 41. (In Russ)

29. Jurevich A.V. Naukovedcheskaja «bashnja», ili eshhe raz o predmete i strukture naukovedenija [The “tower” in science of science or About object and structure of the science of science]. Naukovedenie i novye tendencii v razvitii rossijskoj nauki/Pod red. A.G.Allahverdjana, N.N.Semenovoj, A.V.Jurevicha. Moscow, 2005, p. 29. (In Russ).