ГЕРОИЗМ КАК СПОСОБ СОЦИАЛЬНОГО БЫТИЯ (Серединская Л. А.)

УДК 141.32

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Алтайский государственный университет».  Адрес: 656049, Россия. г. Барнаул. пр-т Ленина. 61а.

Доцент кафедры социальной философии, онтологии и теории познания Алтайского государственного университета, кандидат философских наук.

Аннотация:

Взяв за онтологическую точку отсчета героизм как способ социального бытия, мы предполагаем, что тогда будет видоизменяться само понимание социального бытия как языковая форма, то есть как нечто выраженное. Выраженное – это не само бытие, а его присутствие, следовательно, требует конституирования экзистенции. Героизм проявляется на уровне онтики, в различных способах экзистирования и в следах, которые эти способы экзистирования оставляют в мире социального. В избранном нами ключе современной социальной онтофеноменологии имеет смысл говорить о том, что социальную онтологию героизма можно реконструировать из онтики проявления героического – присутствия героического в социальных дискурсах, в говорении о Герое, в самой речи Героя, в Другом, в том, что удостоверяет Героя как такового в мире социальном. Героическое как сущее самопоказывается в структурах повседневности, следовательно, продолжать разговор о социальной онтологии героизма следует с анализа героического присутствия. Сущность возникает из существования, а присутствие – не отвлеченное свойство, а различные способы бытийствования, в том числе и героический. Присутствие всегда включает личное местоимение: Я или Он – присутствуем. Бытийные черты присутствия, следовательно, будут раскрываться уже не через категории, а через экзистенциалы. Если, как мы полагаем вслед за хайдеггеровской экзистенциально–аналитической традицией, героическое сущее имеет двойную природу (это Герой как «кто», то есть как экзистенциал, или героизм как «что», то есть как явленность), то героическое присутствие – такое сущее, которое совершенно особым образом понимает себя, и особым образом относит себя к бытию, то есть – особая экзистенция, следовательно, специфическое нахождение себя в возможностях бытия. Содержание же этой экзистенции составляет экзистирование героического Dasein. 

Ключевые слова: героизм, Герой, социальное бытие, экзистенциальная аналитика, социальная онтология.

THE HEROISM AS A WAY OF SOCIAL BEING.

Lilija Seredinskaja,

PhD of Philosophy, professor of department of social philosophy, ontology and theory of knowledge, Altay State University.

The Altay State University. 656049, Russia, Barnaul, 61A Lenin Avenue.

Abstract: The heroism from the ontological point of and count down like the way of social being, we assume, that there will be an alteration in the exact understanding of a social being as a linguistic form, it means something pronounced. Pronounced – it is not exactly the being, but its presence, therefore, it is demanding to establish a fact of existence. The heroism appears on a level of ontic, in different ways of existance and in footprints, which these ways of existence leave in a social world. As chosen by us, as key of a modern social onto phenomenology, there is sense to talk, that the social ontology of heroism can be reconstructed from the ontic appearance of heroism – presence of a heroism in a social discourse, in talking about a hero, in the speech of a hero, in Other, in what is identifying the heroin a social world. Heroism like utter self-appearance in a structure of everyday routine. Therefore in continuing the dialogue about social ontology of heroism, it must be followed from the analysis of a heroic presence. Essentially, it appears from existence, and presence-is not an abstract characteristic but a different way of objective reality, including heroism. Presence always includes the personal pronoun (idea) or HE-presence. Existential lines of presence, therefore, will be appearing not through category, but through existentials. If, as we assumee, in the footsteps of heroism of Heidegger's existental-analytical tradition, heroic essence has a double nature-this essence which in absolutely different ways estimates himself and in a peculiar way treat himself to the being, meaning – individual existence, therefore, finding yourself in specific possibilities of being. Maintaining of this existence is forming the existential heroic Dasein.

Key words: heroism, Hero, social being, existential analytic, social ontology.

Предстоящему перед нами миру социальных фактов, повседневности, всегда предшествуют референции, образующие некоторую замкнутость, размыкание которой открывает место экзистенциала. Эти отсылки есть средства для явленности сущего. Размыкая таким образом связь референций к героизму, мы придём через них к нему как к экзистенциалу. Так социальная онтология через феноменологию присутствия раскрывает социальное бытие не в классическом смысле – как категорию, – а как размещенность фундаментальных компонентов социального мира – социальных агентов, в том числе и героическое вот-бытие, их действий и мест их связности – в самом факте связи через движение смысла и языка в их взаимном свертывании перед лицом познающего.

Оставаясь в границах экзистенциальной аналитики, мы считаем необходимым прояснить вопрос о мире, которого мы уже касались, но который все-таки не является специальной темой нашего исследования. Хайдеггер определяет мир (мировость мира) как экзистенциал, т.е. как способ бытия Dasein: «Мир» онтологически не есть определение того сущего, каким по сути присутствие не бывает, но черта самого присутствия» [9, 52]. При этом под данным выражением отнюдь не подразумевается то, что «человек наряду с иным сущим заключен в некий «сосуд» под названием «мир»». «Мир» для Хайдеггера означает не совокупность сущего, но «целостность смыслов», всегда-уже наброшенных на сущее и превращающих такое сущее в «мир», т.е. порядок смыслов, и подобный «набросок» осуществляется самим фактом нашего бытия.

Для социальной онтологии героизма базисными являются следующие конституирующие моменты фундаментальной структуры Dasein: бытие-в-мире как Mitsein, то есть, совместное бытие с другими, и бытие самости (Selbstsein). Итак, следовательно, для того, чтобы приблизиться к сущности героизма, начать необходимо с раскрытия следов экзистирования Героя в Mitsein и с бытия Героя как самости. В этом плане нам представляется непринципиальной постановка приоритетности рассмотрения героизма в изначальном или неизначальном бытии–в–мире. В хайдеггеровской логике философствования «изначальность» и «неизначальность» суть не подлинное и неподлинное бытие, но модусы открытости человеку мира, которые характеризуют возможности поиска смысла бытия вообще. Соответственно, мир социального в героической перспективе может быть открыт в «изначальном» модусе – из    самости (т.е. «первично» – из самого Героя), либо в «неизначальном» – из Другого, из das Man и т.д. Проект мира в героической модальности сложится как паззл, независимо от того, с какой точки мы начнём его складывать.

Хайдеггер пишет, характеризуя общественное бытие, стандартизирующее социальными нормами общность до усреднённости и безответственности das Man: «существуя в названных модусах, самость своего присутствия и самость присутствия других себя еще не нашла, соответственно потеряла. Люди существуют способом несамостояния и несобственности» [9, 128]. Характеристика Хайдеггером das Man в качестве неаутентичного того способа поведения людей, который преобладает в их повседневном существовании, имела, по его мнению, «чисто онтологическое значение и очень далека от морализирующей критики обыденного присутствия и от культурфилософских устремлений» [9, 167]. Негативные коннотации общественного бытия просматриваются и в предшествующих хайдеггеровской онтологии философских текстах Кьеркегора, Ницше, Зиммеля, Шелера. Далее, определенные негативные смыслы содержит описание Хайдеггером в «Бытии и времени» «падения» от самостоятельного аутентичного бытия Dasein в неаутентичные способы бытия, в частности, описание им неаутентичного существования как поглощенности повседневной рутиной, «рассеяния» в таких неаутентичных способах бытия, как «толки с заключенной в них публичной истолкованностью» [9, 167], постоянный поиск развлечений и внешняя, поддельная суета попыток что-то сделать и изменить, ничего на деле не изменяя, иначе говоря, в феноменах «соблазна, успокоения, отчуждения и самозапутывания» [9, 180]. Весь процесс впадения в неаутентичное существование в целом описан как «срыв в беспочвенность и ничтожество несобственной повседневности» [9, 178]. Когда Хайдеггер в своей главной работе вводит понятие аутентичности, он подчеркивает, что в основе его интерпретации лежит идеал человеческого существования, «фактичный идеал присутствия» [9, 299], что, по нашему мнению, соответствует героическому способу бытия.

Но Другие, с которыми Dasein сосуществует в повседневности, являются не только угрозой его индивидуальному существованию. Бытийствовать аутентично возможно и в бытии-с-другими, в случае, если Dasein воспринимает их именно как других, то есть как Dasein, обладающих своим собственным бытием точно так же, как ты сам. В большинстве случаев в повседневности восприятие других слишком часто соскальзывает в сторону отношения к ним как к анонимным существам, к миру вещей. В этом случае другие более не воспринимаются как Dasein, но лишь как нечто, отличающееся от нас, и далекое от нас, конкурирующее с нами на место в мире, или находящееся по отношению к нам в ситуации господства или подчинения. В этом случае, когда другие превращаются в нашем восприятии в безликое «они», das Man, именно они, а не мы сами, и задают стандарты, по которым мы себя оцениваем. В обращении к «они» акт коммуникации нарушается, то есть речь превращается в пустую болтовню, участники которой никогда не задаются вопросом, о чем они, собственно, разговаривают, они лишь обмениваются некими общепринятыми социально инкорпорированными словесными клише, и все в этом случае понимается лишь поверхностно и приблизительно, освобождая индивида от усилий подлинного понимания. Собственное бытие в этом бытии–с–другими как с вещами теряет фактичность, экзистенциальную насыщенность, ткань вот–бытия истончается, как призрак, поскольку его переживания всецело сориентированы на «их» ожидания, близкие к ожиданиям общественного мнения. Мир тогда перестаёт восприниматься как таковой во всем его разнообразии и таинственности, красоте и ужасе. В таком способе бытия Dasein падает в вещность das Man, и, отказываясь от принятия бытия–в–мире как оно есть, ищет прибежище у безликого «их», именно потому, что это для него возможность избежать максимально явленного своего присутствия в мире, в насыщенности контрастами красоты, ужаса, счастья и страдания. Тогда прекращается аутентичное экзистирование как подлинное действие в мире согласно миру, бытийная активность меняется на сознание, и в этом сознании вопрос о том, как быть и кем быть совокупностью вопросов о том, что делать, на которые, в свою очередь, лёгкие ответы даёт всё то же das Man. То, что мы должны делать, обусловлено нормами социальной группы, этнической группы, к которым мы принадлежим, профессией, социальным статусом, уровнем дохода, и т.д. Это падение Dasein в пропасть жестких регламентаций, социолектов, которые интерпретируют наше бытие–в–мире в собственных терминах и категориях, и переписывают его, делая его более несобственным.

Выход из ситуации падения Dasein находится в анализируемом Хайдеггером экзистенциале решимости [9, 189]. Чтобы вернуть себе собственное бытие, и быть аутентичным, человек должен решиться предпочесть приверженность аутентичным возможностям, должен принять свои свободу, уникальность, конечность, неудачи, отчаянье, страдание, и с решимостью включиться в аутентичный проект, посредством которого у него есть возможность создать свое аутентичное «я». Вернуть подлинность бытия – подлинно героический акт, и решимость здесь – характеристика Dasein, выбравшего героический способ экзистирования. Чтобы быть аутентичным, чтобы существовать подлинно, Dasein должно решиться выбрать собственное освобождение от социальных конвенций и неаутентичных способов бытия, и освободить себя для своих собственных процессов и самодетерминации. Неаутентичная личность не определяет себя, т. к. она либо слепо следует социальным конвенциям, избегает сознательных решений, живя слепо и конформистски, либо лишь хаотично выполняет бессмысленные действия. В хайдеггеровской аналитике такое состояние Dasein, уклонение от самоопределения, называется нерешимостью. Не способный к решимости человек как бы осажден общепринятыми способами интерпретации мира, и ведет такую жизнь, которая социумом предписывается и одобряется. В то же время аутентичная личность с решимостью отвергает авторитет и доминирование общества и других людей и предпочитает свободу и ответственность за конструирование собственной ситуации. «Ситуация есть всегда то разомкнутое в решимости вот, в качестве какого присутствует экзистирующее сущее» [9, 299], то есть только выполняя некоторый проект или выбирая совокупность аутентичных возможностей, Dasein находится, обнаруживает себя в своей ситуации. Это означает, что Dasein, решившееся на героическое экзистирование, само в соответствии со своими целями (ради Другого) решительно создаёт свои ситуации. Ситуация тогда означает и решительный собственный выбор человеком собственных возможностей, привязанностей, жизненного стиля, т. е. специфического, свойственного только ему способа бытия в мире. Аутентичное «я» создает на основе проектов и решений свою собственную ситуацию. В этом смысле Dasein вообще – свой собственный проект, как об этом пишет Хайдеггер. Но надо вспомнить, что он также пишет и о том, что Dasein вообще – только возможный проект, то есть, в принципе уже даже само осознание себя и отделение от Sein уже можно считать актом героизма в онтологическом смысле. Аутентичное «я» есть создание обладающего решимостью Dasein, совершившего выбор в пользу аутентичных возможностей. Быть «я» - значит достигнуть решимости, автономии, индивидуальности, ответственности, лояльности и привязанности и сохранить приверженность своим аутентичным проектам, остаться верным себе до конца. То есть, уровень Selbstsein можно назвать первой ступенью на пути к героическому Dasein.

Однако возможность шагнуть с этой ступени выше актуализируется не каждым Dasein. Испытанием для этого этапа раскрытия, своего рода онтологической инициацией, становится смерть. Для индивидуальной жизни смерть есть окончательное и безвозвратное закрытие. Как говорит Хайдеггер, крайняя возможность моего бытия есть небытие. Это закрытие всех проектов человека. Хотя ни факт, ни время ее наступления не определены, смерть представляет собой неизбежность, состоящую в проблемных отношениях со всеми проектами человека. Хотя этот фон небытия всегда мерцает на краю нашего сознания, согласно Хайдеггеру, мы сопротивляемся тому, что он открывает в нас. Погруженные в наши повседневные заботы, мы выполняем один проект за другим, и исходим из того, что время продолжается и что каждый объект найдет свое основание и оправдание в другом проекте.

Все это, согласно Хайдеггеру, эквивалентно стремлению найти прибежище в Man, имперсональном и анонимном каждом-и-никто, в котором каждый индивид взаимозаменим с каждым другим [9, 254]. Напротив, столкновение со смертью вскрывает, радикальную «мойность» человеческого существования. Смерть вырывает меня из анонимности das Man. Можно сказать, что самая аутентичная возможность человека есть его бытие к смерти. Но только данный человек может знать, как аутентично ответить на этот факт своей радикальной конечности, поскольку эта конечность – достояние его бытия. Не каждый после открытия для себя реальности собственной смерти способен спокойно принять её как неминуемый факт своего будущего. Падение в das Man в этом смысле наиболее распространенная и простая отсрочка от смерти, полный или (частичный постепенный) отказ от Selbstsein, бонусом к которому смерть и прилагается. Принятие собственной смерти и бытие–к–смерти, в смысле, пожалуй, более буквальном, нежели даже это было сказано Хайдеггером – признак подлинного героического способа экзистирования. Пример тому – любой героический воинский этос: стремление к подлинной смерти, аутентичной смерти аутентичного Dasein. В кодексе бусидо смерть различается на подлинную и неподлинную, сообразно тому как и бытие в нашем ходе рассуждений различается на подлинное и неподлинное. Подлинная смерть – смерть героическая, осознанная; неподлинная – смерть не–собственная, смерть не свободного самостоятельного самоценного существа, осознанно к ней идущего, но – орудия. Решимость героя подтвердить действием, что его подлинная экзистенция есть бытие–к–смерти, раскрывает смысл того, что составляет его бытие для него самого и для того, кто пытается это познать. Поэтому аутентичность героического Dasein имеет для нас смысл не только онтологический, но и эпистемологический.

В хайдеггеровской экзистенциальной аналитике само понятие «герой» близко по смыслу к ницшеанскому. Герой возникает именно там, где в истории (во временности Dasein) необходимо добавить что-то к необъяснимости, для Dasein, происхождения возможностей, на которые оно проецируется. Точнее – поскольку подобное объяснение, говорит Хайдеггер, не является необходимым (так как в любом случае в трансцендировании к миру, нет ясного понимания проецируемого эскиза, Entwurf’а) – герой возникает там, где оказывается, что именно традиция (Überlieferung, наследование и передача) в истории, т. е. повторение (Wiederholung) «прошлых возможностей существования» [9, 152], достаточна, чтобы вызвать ясное понимание возможностей: «…Передаваясь, решимость (а она сама по себе уже традиция), становится теперь повторением переданной возможности существования. Повторение есть явная передача, иначе говоря, возвращение к возможностям прошлого здесь-бытия (Dasein). Собственно, повторение возможности прошлого – пусть здесь-бытие (Dasein) само выбирает себе своих героев – имеет свое экзистенциальное основание в решимости, рвущейся вперед; ибо это в ней прежде всего происходит выбор, который делает свободным для продолжения борьбы и для верности перед всем тем, что нужно повторить» [9, 93]. Соответственно, в мире социального герой – «модель» или «пример».

Литература

1. Левинас Э. Время и Другой. – СПб., 1992.
2. Левинас Э. По-другому чем быть, или по ту сторону сущности. – М., РОССПЭН, 2004.
3. Метелев А.В. К проблеме определения основания и сущности культуры социальной группы. В сборнике: Философские дескрипты. Редактор: А. Н. Мельников. Барнаул, 2004. С. 110-118.
4. Методологические проблемы социально-гуманитарного познания. Монография. Дегтярев С.И., Ельчанинов В.А., Метелев А.В., Федюкин В.П., Сердюк Т.Г., Завьялова Л.В., Черданцева И.В., Романова И.М., Серединская Л.А., Папаяни И.В., Муза Д.Е., Бирюкова М.В. Барнаул, 2013.
5. Романова И.М. Эмпатическое познание. В сборнике: Философские дескрипты сборник научных статей. под ред. А.Н. Мельникова. Барнаул, 2013. С. 71-75.
6. Сердюк Т.Г. Проблема определения совести в философии морали. Известия Алтайского государственного университета. 2011. № 2-1. С. 199-202.
7. Серединская Л.А. Героизм как призвание Dasein: повторение и различие, зов и отклик бытия. В сборнике: Философские дескрипты.  сборник научных статей под ред. А.Н. Мельникова. – Барнаул, 2013. – С. 101-107.
8. Серединская Л.А. Героика повседневности в современном обществе: героика труда и героика войны. Известия Алтайского государственного университета. 2012. № 2-2 (74). С. 221-224.
9. Хайдеггер М. Бытие и время. – М.: Ad Marginem, 1997.
10. Хайдеггер М. Разъяснения к поэзии Гельдерлина. – СПб., Академический проект, 2003.
11. Черданцева И.В. Пролегомены к пониманию человека в философии. – Барнаул, 2014.

References

1. Levinas E. Vremja i Drugoj. [Time and the Other]. – St. Petersburg, 1992. 397 p. (In Russ)
2. Levinas E. Po-drugomu chem byt', ili po tu storonu sushhnosti. [Differently than be, or on the other side of the essence]. – Moscow, ROSSPЕN Publ, 2004. 258 p. (In Russ)
3. Metelev A.V. K probleme opredelenija osnovanija i sushhnosti kul'tury social'noj gruppy. [On the problem of determining the foundation and essence of the culture of a social group]. Filosofskie deskripty [Philosophical descript]. – Barnaul, 2004, – pp. 110-118. (In Russ)
4. Degtjarev S.I., El'chaninov V.A., Metelev A.V., Fedjukin V.P., Serdjuk T.G., Zav'jalova L.V., Cherdanceva I.V., Romanova I.M., Seredinskaja L.A., Papajani I.V., Muza D.E., Birjukova M.V. Metodologicheskie problemy social'no-gumanitarnogo poznanija. [Methodological problems of social and humanitarian knowledge]. Barnaul, 2013. (In Russ)
5. Romanova I.M. Jempaticheskoe poznanie. [The empathic knowledge]. Filosofskie deskripty [Philosophical descript]. – Barnaul, 2013, – pp.  71-75. (In Russ)
6. Serdjuk T.G. Problema opredelenija sovesti v filosofii morali. [The problem of determining the conscience in moral philosophy]. Izvestija Altajskogo gosudarstvennogo universiteta [The News of Altai State University]. –Barnaul,  2011. № 2-1, – pp.  199-202. (In Russ)
7. Seredinskaja L.A. Geroizm kak prizvanie Dasein: povtorenie i razlichie, zov i otklik bytija. [Heroism as a vocation Dasein: repetition and difference, call and response the being]. Filosofskie deskripty [Philosophical descript]. – Barnaul, 2013, – pp. 101-107. (In Russ)
8. Seredinskaja L.A. Geroika povsednevnosti v sovremennom obshhestve: geroika truda i geroika vojny. [The heroism of everyday life in modern society: heroism of labor and heroism of war]. Izvestija Altajskogo gosudarstvennogo universiteta [The News of Altai State University]. –Barnaul, 2012. № 2-2 (74). – pp. 221-224. (In Russ)
9. Hajdegger M. Bytie i vremja. [Being and Time] – Moscow, Ad Marginem Publ, 1997. (In Russ)
10. Hajdegger M. Raz#jasnenija k pojezii Gel'derlina. [Explained to Hölderlin 's poetry] – St. Petersburg, Akademicheskij proekt Publ, 2003. (In Russ)
11. Cherdanceva I.V. Prolegomeny k ponimaniju cheloveka v filosofii. [Prolegomena to the understanding of man in philosophy] – Barnaul, 2014. (In Russ)