РОМАН ГЕРМАНА ГЕССЕ «СИДДХАРТХА» КАК СПОСОБ ПОГРУЖЕНИЯ В КОНТЕКСТ ДРЕНЕИНДИЙСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ Черданцева И.В., Хорошавин А.Е., Серединский П.М.

УДК 141

ББК 87.3

РОМАН ГЕРМАНА ГЕССЕ «СИДДХАРТХА» КАК СПОСОБ ПОГРУЖЕНИЯ В КОНТЕКСТ ДРЕНЕИНДИЙСКОЙ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ

Черданцева И.В., Хорошавин А.Е., Серединский П.М.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Алтайский государственный университет».

Адрес: 656049, Россия, г. Барнаул, пр-т Ленина, 61а

Заведующий кафедрой философии и политологии, доктор философских наук

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Алтайский государственный университет».

Адрес: 656049, Россия, г. Барнаул, пр-т Ленина, 61а

Магистрант 2 курса  по направлению подготовки «Философия»

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Алтайский государственный университет».

Адрес: 656049, Россия, г. Барнаул, пр-т Ленина, 61а

Магистрант 2 курса  по направлению подготовки «Философия»

Философский роман «Сиддхартха» как будто бы специально создан Германом Гессе для того, чтобы читатель не только соприкоснулся со специфическими особенностями и идеями индийской философии, но и как можно более полно погрузился в духовную атмосферу индийского философствования, почувствовав ее неповторимый аромат. Действительно, после прочтения «Сиддхартхи» возникает ощущение, что ты перестаешь быть человеком, находящимся снаружи театра индийской философской мысли, внутри которого разыгрывается прекрасный спектакль, и оказываешься в первых рядах зрительного зала, завороженный действием, представленным на сцене. И все это возможно потому, что твоя встреча с индийской философией происходит не только на традиционном уровне осмысления важнейших философских категорий, но и на уровне жизни главного героя романа, занятого поисками своего истинного «Я».

Читатели встречаются с идеями ведущих ортодоксальных и неортодоксальных философских течений древней Индии, а также с общим культурно-историческим фоном обыденной жизни людей той эпохи через прохождение вместе с Сиддхартхой важнейших этапов его жизненного пути. Он рождается в семье брахмана и с самого раннего детства изучает веды, проявляя прекрасные интеллектуальные способности. Затем, не удовлетворяясь слишком умозрительным характером ведического знания, Сиддхартха принимает решение уйти к саманам, отшельникам, ведущим аскетический образ жизни, надеясь, что освоение их учения позволит ему приблизиться к тайне разгадки подлинной природы «Я». И каждый раз, осваивая идеи вед или погружаясь в учение саман, Сиддхартха изменяет не только свой способ мышления, но и свой способ существования. В доме своего отца он живёт именно как брахман, идея атмана, слово «Ом» являются для него не пустыми понятиями и звуками, а основой его экзистенции. Уходя после к саманам, Сиддхартха как будто бы воплощает своей жизнью идею  бесконечного становления и непостоянного характера реальности, кардинально изменяя свой прежний способ бытия и становясь другим человеком, аскетом.

При этом в аскетизме Сиддхартха пытается найти такие практики, которые направлены на полное преображение человеческого существа, поскольку стремится к познанию своего подлинного «Я», а не к приобретению неких сверхспособностей, как некоторые саманы из его окружения. Это желание Сиддхартхи, которое можно охарактеризовать как стремление к просветлению, а не достижению могущества и власти над миром за счет развития качеств, остающихся для других людей недоступными, раскрывает идею, разделяемую почти всеми ортодоксальными и неортодоксальными философскими течениями древней Индии. Эта идея связана с критическим отношением мыслителей к тем формам аскетизма, которые не ориентированы на получение истинного знания о реальности, а сосредоточены на развитии сверхъестественных способностей как конечной цели человека.

Не найдя ответа и у саман на интересующий его вопрос и продолжая свой путь, Сиддхартха встречается с Буддой, и эта встреча вновь принципиальным образом изменяет его жизнь. Общаясь с Буддой, Сиддхартха понимает, что Будда является мудрецом, действительно достигшим просветления, однако одновременно Сиддхартха окончательно понимает и то, что никакое учение не может привести человека к истине, если оно не получено им самим и не основывается на его собственном жизненном опыте и его собственных экзистенциальных усилиях. Анализируя свою жизнь, Сиддхартха видит, что он никогда не жил еще в собственном смысле этого слова: это была жизнь сына брахмана, ученика саман, но нигде не было самого Сиддхартхи во всей полноте его бытия. «Он смотрел вокруг так, словно в первый раз увидел мир. А мир был прекрасным, пестрым, удивительным и загадочным был мир! Тут было синее, тут было желтое, тут было зеленое, струились облака и реки, вздымались леса и горы, и все –  прекрасно, полно загадок и волшебства, и посредине – он, Сиддхартха, очнувшийся, на пути к самому себе. И это желтое и синее, река и лес – все   это в первый раз вливалось в глаза и душу Сиддхартхи, не было больше колдовством Мары, не было больше обманом Майи, не было бессмысленным и случайным многообразием мира явлений, “ничтожного” для глубокой мысли брахмана, которая презирает многообразие и ищет единства. Синее было синим, река – рекой, и если в синеве, в реке, в Сиддхартхе и скрывалось единое, божественное, то этот божественный смысл, эта высшая воля заключались именно в том, чтобы здесь было желтое, здесь – синее, там – небо, там – река, а тут – Сиддхартха. Смысл и сущность были не где-то за вещами, а в них самих, во всем» [2].

Именно поэтому Сиддхартха принимает решение начать мирскую жизнь. Интересно, что показ обыденной жизни того времени Герман Гессе осуществляет двояким образом. Вначале эту жизнь мы видим глазами Сиддхартхи-брахмана-самана, который считает всех остальных людей  людьми-детьми, поскольку не понимает, как можно серьезно относиться к их ценностям и страстям. Сиддхартха всегда чувствует границу, разделяющую его и людей-детей, однако постепенно, почти незаметно для Сиддхартхи, эта граница начинает исчезать, и вот уже Сиддхартха оказывается полностью погруженным в обыденное существование и отожествленным с радостями и бедами людей-детей и становится одним из них.

Обыденная жизнь, в отличие от резкого перехода к жизни самана, медленно и незаметно меняет способ экзистирования Сиддхартхи, но это изменение не менее значительно. Сиддхартха не на словах, а на собственном жизненном опыте сталкивается с идеями авидьи (незнания) и самскар (желаний и привязанностей), затягивающих человека в болото неподлинного существования. К чему приводит подобное существование, мы видим, когда наблюдаем, как Сиддхартха, полностью ставший мирским человеком, все сильнее и сильнее погружается в бездну отчаяния и страдания. «Глубоко погрузился он в сансару, со всех сторон впитывая тошноту и тлен, как впитывает воду губка, пока не пропитается насквозь. И он был полон пресыщения, полон страдания, полон смерти, и ничего не было в мире, что привлекло бы его, обрадовало, смогло утешить. И он страстно желал утратить опостылевшее сознание, обрести покой, обрести смерть» [2].

В «Дхаммападе» очень хорошо представлена идея смерти и безысходности, характеризующая пребывание существ в сансаре: «Взгляни на сей изукрашенный образ, на тело, полное изъянов, составленное из частей, болезненное, исполненное многих мыслей, в которых нет ни определённости, ни постоянства. Изношено это тело, гнездо болезней, бренное; эта гнилостная груда разлагается, ибо жизнь имеет концом – смерть. Что за удовольствие видеть эти голубоватые кости, подобные разбросанным тыквам в осеннюю пору? Из костей сделана эта крепость, плотью и кровью оштукатурена; старость и смерть, обман и лицемерие заложены в ней» [1, с. 48]. Пережив очень глубоко эту идею бессмысленности сансарического существования и приняв твердое решение уйти из жизни, Сиддхартха в самый последний момент слышит какой-то звук, доносящийся «из отдаленных уголков его измученной души... Это было слово, один только слог, и без единой мысли, слабым голосом, едва слышно он произнес его, – старое  слово, которым начинались и заканчивались молитвы брахманов, священное слово “Ом”, означавшее то же, что и “совершенное” или “завершение”… И в тот миг, когда звук “Ом” коснулся слуха Сиддхартхи, его задремавший дух вдруг очнулся и увидел всю нелепость происходящего. Сиддхартха глубоко испугался. Вот, значит, как обстоит с ним, он настолько заблудился, настолько потерян и покинут всяким знанием, что мог искать смерти» [2].

         С этого момента начинается пробуждение Сиддхартхи. Река и перевозчик Васудева становятся теми, у кого он в течение многих лет учится мудрости и обретению истинного знания о себе. И Сиддхартха находит свой собственный путь к высшей истине, лежащий за пределами любых интеллектуальных форм знания, любых концепций и любых слов. Важнейшая идея индийской философии о том, что подлинная природа реальности непостижима на вербальном уровне, а ее постижение возможно только как тотальное переживание, проживается Сиддхартхой во всей полноте, становясь его экзистенциальной истиной. Эту идею специально выделяет С. Радхакришнан, говоря о том, что индийские философы «признают более могущественную силу, чем абстрактное мышление, которая дает нам возможность ощущать воздействие реальности. Мы должны… стать сопротяженными со всем существующим. Тогда мы будем не столько мыслить  о реальности, сколько жить  ею, не столько знать о  реальности, сколько становиться ею» [4, с. 25].

         Переживанием подлинной природы своего «Я» Сиддхартха делится со своим старым другом Говиндой, который остался с Буддой на долгие годы, но так и не смог достичь просветления. Когда Говинда коснулся губами лба Сиддхартхи, «вот что случилось с ним. Он не видел больше лица своего друга Сиддхартхи, вместо него он видел другие лица, много, длинный ряд, целую реку из сотен, тысяч лиц, они приближались и исчезали, но, казалось, все время все вместе были здесь, они беспрерывно менялись и обновлялись и в то же время все были похожи на Сиддхартху. Он видел рыбью морду с раскрытым в страшном приступе удушья ртом – умирающего карпа с выпученными глазами… он видел лицо новорожденного ребенка, красное, все в складках, сморщенное, перед криком… видел лицо убийцы, видел, как тот вонзает в человеческое тело, – и в ту же самую секунду видел этого преступника в цепях, стоящим на коленях, и его голову тяжелым ударом меча отрубал палач… он видел нагие тела мужчин и женщин, сплетенные, стиснутые в неистовых оргиях любви… он видел распростертые трупы, неподвижные, холодные, пустые… он видел птичьи головы и звериные морды – кабанов, быков, крокодилов… он видел богов, видел Кришну, видел Агни, – он видел эти лица, эти обличья в тысячах сочетаний, они помогали друг другу, любили, ненавидели, уничтожали и вновь рождали друг друга – и в каждом было движение к смерти, страстное, мучительное признание бренности существования, но ничто не умирало, а лишь испытывало превращения, вновь и вновь рождалось, обретало все новые лица, – и между ними не было промежутка, и все эти лица и фигуры покоились, текли, создавали себя, расплывались и переходили друг в друга, и надо всем постоянно плыло что-то тонкое, бестелесное, но постоянно присутствовавшее, будто стекло или тонкий лед, будто прозрачная кожа, или чаша, или купол, или маска, сотканная из воды, и эта маска усмехалась, и эта маска была усмехающимся лицом Сиддхартхи, которого он, Говинда, в этот самый миг касался губами. И тогда увидел Говинда, что эта усмешка маски, эта усмешка единства над потоком обличий, эта усмешка одновременности над тысячью рождений и смертей, эта усмешка Сиддхартхи была точно такой же, была в точности та же тихая, непроницаемая – быть может, добродушная, быть может, насмешливая, – мудрая, лучащаяся тысячью морщинок усмешка Готамы, Будды, – усмешка, которую он сотни раз благоговейно созерцал. Говинда знал: так улыбаются Совершенные» [2].

         Несмотря на то, что Сиддхартха и Будда пришли к истине разными путями, Говинда понимает, что они оба достигли света истины, в котором стираются все различия и объединяются все противоположности. Это понимание Говинды воплощает в себе еще одну идею индийской философии, которая может быть выражена следующим образом: процесс достижения просветления, с одной стороны, всегда имеет индивидуальный характер, поскольку просветления достигает конкретный человек в своей конкретной жизни, а с другой стороны, мистическое постижение истинной реальности всегда выходит за пределы конкретной личности и ее индивидуальных переживаний.

         В заключение хотелось бы отметить, что, с нашей точки зрения (которую, надеемся, нам удалось обосновать в этой статье), роман «Сиддхартха», помимо множества других его бесспорных достоинств, является ярчайшим произведением мировой литературы, в котором в художественной форме представлен контекст древнеиндийской философии и ее основные идеи. Возможно, Герман Гессе не ставил перед собой прямым образом такой задачи, однако вряд ли можно сомневаться в том, что жизнь главного героя, вобравшая в себя экзистенциальное воплощение этих идей, позволяет читателю прикоснуться к миру индийской философии изнутри и пережить его бесконечную глубину и красоту.

Библиографический список

1. Буддизм. Четыре благородных истины: сб. / сост. Я Боцман. – Харьков: Фолио, 1999. – 989 с.
2. Гессе Г. Сиддхартха. [Электронный ресурс]. URL: https://hesse.ru/books/read/?book=sidha (дата обращения 28.11.2024)
3. Пятигорский А.М. Материалы по истории индийской философии. - М.: «Наука», Главная редакция восточной литературы, 1962. - 250 с.
4. Радхакришнан С. Индийская философия. Т. 1. – М.: «Миф», 1993. – 624 с.
5. Рой М. История индийской философии. – М.: Изд-во иностр. лит., 1958. – 548 с.
6. Рудой, В.И. Основы буддийского мировоззрения / В.И. Рудой, Е.П. Островская, А.Б. Островский и др. - М.: Наука, 1994. - 365 с.
7. Томпсон М. Восточная философия. - М.: ФАИР-ПРЕСС, 2000. – 384 с.
8. Чаттерджи С., Датта Д. Индийская философия. – М: Селена, 1994. – 416с.
9. Чаттерджи С. Сокровенная мудрость Индии. - М.: Сфера, 2001. - 221 с.
10. Черданцева И.В. Пролегомены к пониманию человека в философии. – Барнаул: Изд-во «Концепт», 2014. – 166 c.
11. Швейцер А. Мировоззрение индийских мыслителей: мистика и этика. – М.: Алетейя, 2002. – 287 с.