ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ МЕДИАТИЗАЦИИ Апполонова Ю. С.

УДК 101.3

ББК 87.0

ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ МЕДИАТИЗАЦИИ

Апполонова Ю. С.

Национальный исследовательский университет 

«Высшая школа экономики»

Адрес: 101000, Россия, г. Москва, ул. Мясницкая, д. 20

Доцент Института медиа факультета креативных индустрий,

кандидат философских наук

Английский исследователь медиа Джон Корнер – приглашенный профессор университета Лидса – опубликовал в 2018 году статью под названием «Медиатизация – слово десятилетия в теории медиа» (англ. Mediatization': Media Theory's Word of the Decade). Будучи редактором журнала «Media, Culture and Society» с 1989 года, Корнер отмечает, что данное понятие часто использовалось авторами статей в названиях, аннотациях, в основном тексте исследования – без соответствующего разъяснения его смысла и содержания, в стремлении, скорее, указать на актуальность материала.

Действительно, когда внимание исследователей обращается к каким-то знаковым для современной культуры явлениям, указывающим на то, что именно они будут задавать тренды развития общества и социальных институтов в будущем, мы видим, как на уровне элементарного словообразования к привычным понятиям добавляются приставки, призванные указать на какую-то внутреннюю трансформацию означаемого в соответствии времени. Так к понятиям «журналистика», «экономика», «право», «мораль» и т. д. сегодня принято добавлять приставку «digital», «диджитал», «цифровой». Или же наблюдается еще одна тенденция – когда понятия с устоявшимся содержанием приобретают, что называется, новое звучание – помещаются в новый социально-культурный контекст словоупотребления. Например, сейчас внимание исследователей обращено в сторону генеративной сети, искусственного интеллекта – словом этого года по версии Кембриджского словаря стало слово «галлюцинации», переместившись из пространства человеческой психики в цифровое пространство («галлюцинировать» применительно к ИИ – выдавать ложную информацию).

Как отмечает заведующий кафедрой социологии массовых коммуникаций, профессор МГУ им. М. В. Ломоносова В. П. Коломиец – «Практически все работы в области медиа и коммуникации – будь то статья или монография – начинаются с определения исходных понятий. К сожалению, адепты медиаисследований так и не выработали понятийный каркас исследовательского пространства медиа» [5, с. 9]. Почему так происходит – вопрос сложный. С одной стороны, это связано с тем, что сама область медиа сегодня находится в процессе непрерывного развития. С другой – медиатеоретики и специалисты медиаиндустрии, обращаясь к одному объекту – медиа, решают разные задачи. Например, мультиплатформенность (это, конечно, один из факторов) обусловила появление таких феноменов, как кроссмедиа и трансмедиа. Пока сценаристы создают истории, упаковывая их одновременно в разные форматы – в видеоигру, сериал, комикс и др., а медиаменеджеры разрабатывают стратегии продвижения и монетизации с целью привлечения внимания аудитории и получения прибыли, – медиатеоретики ставят вопрос о том, в какой взаимосвязи новые феномены находятся с предыдущими, как, например, различаются кроссмедиа, трансмедиа и мультимедиа, как они меняют, и меняют ли восприятие человеком информации, обуславливают его взаимодействие с ней. Не говоря уже о том, что медиа как объект исследования находится в поле зрения и филологов, и социологов, и философов, и культурологов, и экономистов, юристов, психологов и т. д.

Возможно ли создать единую междисциплинарную теорию медиа, которая бы учитывала все грани объекта и как процесса, и как результата, помещенного одновременно в различные проблемные области? Собственно, теория медиатизации – одна из последних таких попыток.

Сегодня, медиа – это не только средства массовой информации или коммуникации, отсылающие к профессиональной практике журналиста и журналистике как социальному институту, медиа – это, по сути, среда, в которой живет современный человек, мир – это среда, которая тотально медиатизирована. Данный тезис и является исходной точкой разворачивания теории медиатизации. Если под медиа понимать некий инструмент – посредник коммуникации, то вместе с развитием науки и технологий его влияние расширилось настолько, что переросло свою исключительно инструментальную функцию, связываемую, например, с упаковкой и распространением информации.

Один из ярких образов медиатизации в статье «Киберпространство или невыносимая замкнутость бытия» дает Славой Жижек: «Неудивительно, что одной из иконических фигур нашего времени становится Стивен Хокинг: гениальный разум (как, во всяком случае, нам говорят), заключенный в теле, которое почти полностью «медиатизировано», функционирует с помощью протезов и говорит искусственным, «компьютерным» голосом. Активный контакт Хокинга со средой ограничен слабым нажатием кнопок пальцем правой руки. Популярность Хокинга обеспечивается его крайне болезненным состоянием, тем фактом, что его тело, превратившееся в неподвижную массу плоти, продолжает функционировать благодаря механическим протезам и контактам с миром через щелканье «мышкой» компьютера. И это красноречиво характеризует сегодняшний статус субъекта» [3]. Обращаясь к образу известного ученого Жижек раскрывает функционал медиа как – «медиа-протезирование», позволяющее человеку устанавливать контакт с внешним миром. В свою очередь канадский медиатеоретик М. Маклюэн в работе «Понимание Медиа: Внешние расширения человека» использует понятие «самоампутации», аналогичным образом раскрывая идею о том, что различные медиа, будь то книга, одежда, часы, радио, телевидение и др. не просто расширяют границы человеческого опыта взаимодействия с миром, но заменяют в результате «самоампутации» некоторые человеческие функции: как продолжение нашего тела, сознания и их возможностей. В качестве примера мы можем обратиться к делегированию функции памяти. Социальные сети напоминают нам о днях рождения близких друзей и коллег, приложение «Календарь» позволяет планировать расписание далеко вперед и напомнит о предстоящих событиях, смартфон хранит наши фотографии и видео, и в случае необходимости мы можем увеличить объем памяти – «купить» память и т. п.

При этом, мы не можем не отметить, что медиатизация в сущности «сродни» таким феноменам как глобализация и цифровизация, их все можно представить такими гиперобъектами, которые нигде не даны непосредственно, в мортоновском смысле преодолевающие пространственно-временные границы, и лишь симптоматично указывающие на свой масштаб, присутствие и значение. Конечно, все вместе – глобализация, цифровизация, медиатизация – могут уместиться в границах одного предмета – например, смартфона, подключенного к мобильному интернету или «умного» кресла Стивена Хокинга. Но вместе с тем каждый из них оказывается чем-то большим, ибо не сводим к одному лишь материальному субстрату – ни в частности, ни в общем, так как помимо технологической составляющей, содержит в себе элементы культуры – отсылающей нас в пространство идей, ценностей и смыслов порождаемых человеком и для человека в процессе коммуникации в самом широком смысле этого слова.

Собственно, к проблеме концептуализации медиатизации, выявлению сущностных особенностей данного феномена сегодня обращаются многие западные и отечественные исследователи. Названия большинства работ, указывают на непрекращающиеся попытки ответить на элементарный, казалось бы, вопрос: что это?  Но, как это часто бывает, именно самоочевидное и понятное, оказавшись объектом рефлексии, из знаемого становится не узнанным, изначальное отсутствие онтологической дистанции между объектом и вопрошающим не позволяет разглядеть проблему, как в случае с вопросом о времени в «Исповеди» Августина. Мы знаем, что такое медиа и медиатизация, пока серьезно не ставим их под вопрос.

Мы не будем подробно останавливаться на всех существующих подходах формулирующих теорию медиатизации, которые формировались, прежде всего, на Западе, и получили дальнейшее осмысление в отечественной литературе, они достаточно исследованы в работах многих авторов, среди них: Гуреева А. Н., Ним Е. Г., Дзялошинский И. М., Смеюха В. В., Черненькая С. В. и др. Медиатизацию исследуют как фактор трансформации социальных институтов и отношений, как феномен массовой культуры, как особое явление развития экономики и коммерциализации, как результат развития коммуникационных технологий. И, как мы отмечали выше, во многом это обусловлено сложностью объекта, невозможностью исследовать его в границах только одной конкретной дисциплинарной области или области социального бытия и культуры.

Мы позволим себе обратиться лишь к некоторым ярким и широко обсуждаемым идеям, с целью очертить круг философских проблем медиатизации, в число которых, на наш взгляд, входит: принципиальная невозможность, в силу сложности самого феномена, сформулировать единую теорию, которая бы схватывала его сущность, определение онтологического статуса медиа по отношению к человеку в условиях тотальной медиатизации, анализ степени влияния медиа на различные сферы социального бытия, а также вопрос об онтологической аутентичности существования человека в мире, позволяющего говорить о его подлинности или неподлинности.

Датский исследователь Стиг Хьярвард (Stig Hjarvard) в статье «Медиатизация общества. Теория медиа как агентов социальных и культурных изменений» (англ. The Mediatization of Society. A Theory of the Media as Agents of Social and Cultural Change) ставит вопрос о том, каковы последствия усиливающейся адаптации социальных институтов и культуры, в которой мы живем, к присутствию медиа? Современное общество пронизано медиа до такой степени, что их больше нельзя рассматривать отдельно от культурных и социальных институтов. Медиа уже не просто технологии, которые мы можем использовать или не использовать по собственному желанию. Медиа навязывают свою логику развитию общества и культуры. Причем как на микро, так и на макроуровне. Действительно, например, сегодня, устроившись на работу, коллеги могут сообщить о том, что поддерживают профессиональные контакты в определенном мессенджере, занимаются планированием деятельности на конкретной платформе, а рабочие встречи проводят в онлайн формате – и это уже не просто выбор удобных инструментов, это логика организации труда и трудовых отношений, подчиненная логике медиа. Или, когда преподаватель проводит занятие онлайн – он вынужден учитывать характеристики приложения – возможность демонстрации презентации на экране, а также наличие или отсутствие возможности видеть при этом чат, в котором слушатели могут задавать вопросы, или возможность одновременно самому появляться в кадре. Важно, что обнаружение медиатизации в данном случае не связывается с фактическим появлением какого-то конкретного технического средства, например, книгопечатного станка или телефона. Серьезная научная дискуссия о медиатизации оказывается возможной тогда, когда логика технологий медиа оказывается доминирующей и оказывает преобладающее влияние на другие социальные институты. При этом нельзя сказать, что влияние медиа, медиатизация – это однородный процесс, одинаково и поступательно воздействующий на все сферы общества (вместе с тем и не все культуры медиатизированы).

Хьярвард предлагает различать прямую (сильную) и косвенную (слабую) форму медиатизации. Пример первой – превращение шахмат в компьютерную игру. Или появление онлайн-образования. Прямая медиатизация делает видимым, как конкретная социальная практика трансформируется из неопосредованной деятельности в опосредованную, и в таких случаях довольно легко установить «до» и «после», изучить различия – с тем, чтобы установить степень влияния медиа. Вообще спорт – один из самых удачных примеров, особенно профессиональный спорт. Например, сегодня существует большое число промоутерских компаний, которые организуют турниры по единоборствам. Боец выходит на ринг в соответствии с траекторией наблюдающих за ним камер, одной спортивной экипировки становится недостаточно – спортсмены выходят в костюмах, устраивают различные театральные мини-постановки, собственно, шоу начинается, задолго «до» – каждый элемент события – спортивного турнира – подчиняется логике медиа.

Косвенная медиатизация – это влияние медиасимволов на какую-либо деятельность, например, когда семья посещает ресторан быстрого питания и преследует цель не просто поесть, но приобрести для детей игрушечных персонажей какой-то мультипликационной вселенной. Конечно, отмечает Хьярвард человек может просто есть свой бургер и никак не реагировать на медиаконтент, представленный в такой форме, но сам культурный контекст, среда, окружающая бургер – связана с медиа и в символическом, и в экономическом плане. В качестве еще одного из примеров косвенной медиатизации мы также могли бы привести такой современный феномен, как организация практик буддийских медитаций онлайн (в принципе, например, изучение иностранного языка онлайн – уже устоявшаяся практика). Медиа в данном случае выступает инструментом: ноутбук или компьютер, подключенный к Интернету, не меняет содержания самой практики, не трансформирует ее сущностно; предполагается только, что человек будет медитировать не в специальном зале, а, например, дома и устанавливать контакт с наставником синхронно, но на дистанции.

Если задуматься, тотальность медиатизации выглядит устрашающе. Но, как отмечает Хьярвард, не стоит рассуждать об этом явлении в негативном ключе, как это делает, например, критикуемый им Ж. Бодрийяр, развивая идею о подмене реального мира гиперреальным, миром симулякров и симуляции; или Ш. Браун, которая в книге «Преступность и закон в медиакультуре» поддерживая позицию Бодрийяра, указывает на то, что медиатизация привела к разрушению онтологического смысла разделений между фактом и вымыслом, глобальным и локальным, технологией и человечеством. Хьярвард рассуждает о медиатизации минуя столь масштабную онтологическую проблематику и сосредотачивается на социальном контексте. Медиатизация – это двусторонний процесс, в ходе которого медиа, с одной стороны, становятся независимым институтом со своей собственной логикой, к которой вынуждены приспосабливаться другие социальные институты, а с другой – медиа становятся неотъемлемой частью других институтов, таких как политика, образование, семья, церковь и др.

Обратимся к еще одной позиции – немецкого медиаисследователя Фридриха Кротца. В статье «Метапроцесс медиатизации как концептуальный каркас» (англ. The meta-process of "mediatization" as a conceptual frame) Кротц исследует медиатизацию в одном ряду с такими явлениями, как глобализация, индивидуализация и коммерциализация. Все это – метапроцессы, которые влияют на общество, культуру, политику – различные сферы жизни общества в долгосрочной перспективе. Медиа берут на себя все больше функций, люди живут в условиях опосредованной различными сетями коммуникации – почтовой, телефонной, сети мобильной связи, Интернета, а возрастающая интерактивность медиа меняет способы получения знаний о мире и социальные отношения. Согласно Кротцу, основа медитатизации – трансформация коммуникации. Как отмечает Е. Г. Ним, наиболее интересной является разрабатываемая Кротцем совместно с другим исследователем – А. Хеппом концепция медиатизированных миров. Суть данного подхода такова, что медиатизация должна исследоваться не как абстрактный процесс, оторванный от реальных объектов, а в границах конкретного сегмента социальной реальности: медиатизированного мира, который имеет собственную «коммуникационную сеть». При этом эти миры могут существовать на разных уровнях и пересекаться друг с другом.  Особенность данного подхода в том, что медиа рассматривается не как отдельный институт со своей логикой, навязываемой другим социальным институтам – акцент делается именно на процессе коммуникации.

Мы не ставили целью изложить все существующие подходы, проблематика и особенности которых формируются уже с конца 80-х – начала 90-х. гг. вместе с наблюдениями за влиянием медиа на сферу политики, феномен медиатизации и сегодня остается одной из актуальных тем. Однако, как отмечает Коломиец В. П.  в работе «Медиатизация медиа», и ряд других авторов: несмотря на столь массовые исследования данного феномена – до сих пор нет единой теории медиатизации. Авторы достигают компромисса разве что в фиксации общих характеристик феномена: продолжительность, тотальность, универсальность, трансформативность. Безусловно, медиа тотальны, особенно в условиях западного мира, но как удержать идейную рамку того, что не все процессы в обществе могут или должны быть медиатизированы, особенно – это касается сферы межличностных отношений, при этом мы понимаем объективную зависимость современного человека от всевозможных мессенджеров и приложений для коммуникации и формирования социальных связей; чтобы в конечном итоге «медиатизация» не стала неуправляемым процессом, на который мы могли бы ссылаться каждый раз, оправдывая, например, кризисы связанные с духовными, ценностными ориентациями современного общества. На онтологическом уровне медиатизация принципиально не может опосредовать экзистенциальный опыт человека в его метафизической перспективе как существа телесного и духовного, но может – на уровне социальном, как существа, исполняющего определенные функции. Так, сегодня мы еще ставим вопрос о том, возможна ли цифровая любовь, удерживая рамку о существовании любви как таковой – не опосредованной медиа, а что, если спустя время это будет уже вопрос о возможности существования нецифровой любви? Мы полагаем, что, будучи сложным и комплексным явлением, претендующим на охват всех сторон человеческой жизни, медиатизация должна исследоваться не только с позиции коммуникационных процессов, развития технологий или степени влияния института медиа на другие социальные институты, но и с точки зрения перспективы онтологической, аксиологической и этической проблематики.

1. Гуреева А. Н. Теоретическое понимание медиатизации в условиях цифровой среды // Вестник Московского университета. Серия 10. Журналистика. 2016. №6. С. 192–208.
2. Дзялошинский И. М., Дзялошинская М. И. Медиатизация социальной сферы // PR и СМИ в Казахстане: сб. научных трудов. 2015. Вып. 9. С. 31–40.
3. Жижек С. Киберпространство или невыносимая замкнутость бытия // Искусство кино. №1. Режим доступа: https://old.kinoart.ru/archive/1998/01/n1-article25