К «УТЕШЕНИЮ ФИЛОСОФИЕЙ» БОЭЦИЯ Шукшин С.А.

УДК 1.14

ББК 87.3

К «УТЕШЕНИЮ ФИЛОСОФИЕЙ» БОЭЦИЯ

Шукшин С.А.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Алтайский государственный университет»

Адрес: 656049, Россия. г. Барнаул. пр-т Ленина, 61а

Преподаватель кафедры философии и политологии Алтайского государственного университета

Учение Боэция будоражило пытливые умы средневековых ученых и вызывает интерес у современных исследователей. Ведутся дискуссии – был ли Боэций оригинальным мыслителем или эклектиком, христианином или язычником, ученым или моралистом, «последним римлянином» или «отцом средневековья». Фигура Боэция возвышается над «перекрестком времен», над античным и средневековым мирами. С его именем связана одна из ключевых общечеловеческих проблем. Это проблема преемственности и противостояния «старого» и «нового», а также роли традиции и духовного наследия в развитии общества.

Философские воззрения Боэция наиболее ярко и полно отражены в его последнем сочинении «Утешение философией», которое он написал в тюрьме, ожидая казни. В рукописи философ через призму личной трагедии пытается постичь глубину катастрофы, постигшей Рим. По сюжету произведения к узнику является утешительница Философия. Философия и узник ведут между собой диалог, который вначале выглядит довольно оживленным, а затем все более приближается к монологу мудрой наставницы. В диалоге постепенно нарастает «давление аргументов»; на смену предвосхищениям разума приходит
«школьная диалектика», отождествляемая с логикой. Постепенно изменяются и отношения между участниками диалога. Если в первых двух книгах «Утешения» отчетливо слышится голос узника, звучат его жалобы и вопросы, то, начиная с третьей книги, нарастает авторитарность суждений Философии. Она становиться почти безжалостной в своем стремлении дисциплинировать мышление узника. Результатом такого общения становиться толкование, приобретающее характер постулата. Философия помогает узнику осмыслить трагедию его жизни, не только в личном плане, но и с точки зрения общих законов, управляющих миром. «Его понимание миссии философии как целительницы души очень серьезно, – отмечает Г.Г. Майоров, – и оно имеет глубокие корни в античной культуре, где философия долго была наделена жизнетворческой и душеспасительной функцией» [5, с. 395].

Величественно появление Философии в первой книге: «Явилась женщина с ликом исполненным достоинства, и пылающими очами… казалось, что в одно и тоже время она и не превышала обычной человеческой меры, и теменем касалась неба» [8, с. 190]. Далее Боэций сообщает, что нетленные одежды богини, вытканные ее же руками, внизу украшала буква π (пи), а вверху – θ (тета). Здесь греческие буквы обозначают два вида философии: практическая философия представляет собой основание, на котором зиждется великое строение созерцательной философии, устремленной к познанию высших законов бытия и природы бога. Ступени, которые символизируют лестницу познания истины, являются путем восхождения от принципов практической философии к высшим областям созерцательной философии, понимаемой Боэцием в духе языческого неоплатонизма. В начале своего восхождения разум познает земное бытие, овладевая знанием о материальных сущностях, затем постигает законы, управляющие мирозданием, небом и движением светил, выражая это в числах:

«В небе кто лучше умел видеть дороги,

Звездные эти пути, строгий порядок

Розовых солнца планет, лун изменений?!

Звезд он движенья следил, знал их орбиты,

Все их блужданья умел и возвращенья

В числах простых показать прямо на тверди,

Как, изгибаясь, дрожит млечный поток в ней [8, с. 191 – 192]».

И лишь затем разум озаряет свет божественной истины:

«Создателя со скипетром он увидит.

Бразды держащего в руке,

Кто, неподвижный, правит бегом мира, –

Вершителя всех дел земных.

И если он сюда направит путь твой,

Забыв который ищешь ты,

Воскликнешь: Здесь моя отчизна!

Исток мой и предел мой – здесь! [8, с. 252]».

Знание есть и пробуждение покоящихся в душе образов, заложенных в нее тогда, когда она была сопричастна трансцендентному. Эта мысль, выдержанная в духе платоновского учения, у Боэция сочетается с некоторыми рассуждениями, уходящими своими корнями в перипатетическую философию. Боэций полагал, что деятельности рассудка предшествует страдание тела, которое служит внешним побудителем активизации познавательной способности души. Способности постижения окружающего мира чувствами, воображением и рассудком строго разграничены. Чистые же формы способен постигать только бог: «Ход человеческих рассуждений не может приблизиться к простоте божественного предзнания» [8, с. 280].

По мнению Боэция, существует столько ступеней познания, сколько в мире пребывает сущностей: «Невозможно существование знака вещи, которая сама не существует» [8, с. 281]. При определении истины необходимо считать более верным то, что следует из свидетельств разума, а не воспринятое чувствами, воображением или рассудком. «Чувство не в силах воспринять ничего вне материи, – наставляет Боэций, – и воображение не постигает общие виды, а рассудок не схватывает простоту форм» [8, с. 282]. Гносеологические построения Боэция наглядно показывают, каким образом на основе толкования положений Аристотеля можно прийти к выводам в духе Платона.

Принципиальное значение для понимания онтологических воззрений Боэция имеют стихи IX из III книги «Утешения», где он повествует о происхождении и структуре мира:

«Позволь мне разумом, блаженство, Демиург, увидеть!

Всю тяжесть устрани земной громады!

Тьму и тучи Гнетущие, Строитель, разгони, явись в блистанье!

Покой благочестивых! И стезя! Тебя все видят!

В Тебе начало и конец всего, венец Ты жизни! [8, с. 238]».

Демиург, по Боэцию, содержит в себе модель, архетип всего сущего, согласно которому разумно устраивает бытие, гармонизирует его. Этот процесс совершается вначале в числовой форме, а затем через мировую душу, являющуюся посредницей между богом и природой, происходит сопряжение вечных архетипов с неорганизованной материей, тем самым, материя одушевляется и обретает подлинное бытие.

Следуя Платону, Боэций уподобляет души людей легким колесница, которые, пройдя круг предназначенного им бытия, снова возвращаются в свою обитель – лоно божественного разума. Все сущее движется к своей цели – богу, который есть «высочайшее благо, содержащее в себе все другие блага» [8, с. 224]. Будучи сопряженным в своем бытии с богом, все сущее, начиная от высших интеллигибельных субстанций и заканчивая низшими существами, несет в себе эту благую природу. Философ, продолжая античную традицию, утверждает, что мир благ. Эта благость служит основой целостного единства всего сущего: «Благо есть то, к чему различными путями стремятся люди: в этом легко угадывается сила природы, вследствие которой, хотя суждения людей и различны, однако их объединяет тяготение к одной цели – благу» [8, с. 226].

Боэций, как и неоплатоники, рассматривает бога, или высшее благо, как Единое. Каждое проявление сущего, каждый индивид есть собрание (единство) элементов, которое присуще только ему. Это собрание создает его именно таким и составляет его сущность. Так Боэций формулирует еще одну проблему, важную для средневековой философии, о различении сущности, бытия и существования. Это различие снимается только в боге, который является Абсолютом, Единым, неделимо простым и целостным. В этом заключается принципиальное различие между богом и всем сущим, являющимся следствием его эманации. Вместе с тем, весь порядок универсума разворачивается так, что стремиться вновь обрести единство. В этих рассуждениях Боэция заметно влияние философии Плотина и Прокла. Отсюда Боэций выводит концепцию природы божественного предопределения, судьбы и свободы воли, которая оказала существенное влияние на развитие средневековой мысли.

Боэций решает эту проблему, прежде всего, в онтологическом и гносеологическом планах, разграничивая вечность как атрибут бога, и бесконечность времени – как атрибут всего того, что было им создано. «Вечность, – пишет Боэций, – есть совершенное обладание сразу всей полнотой бесконечной жизни» [8, с. 286]. Сущность бога проста и неподвижна. Время связано с началом движения и дроблением Единого. Образ, идеальная модель, которая покоиться в простоте самого божественного разума, есть провидение, а все, что проистекает из него, относиться к сфере времени. Бог упорядочивает время с помощью судьбы. Боэций подчеркивает то, что согласно иерархической структуре мира, чем дальше нечто удалено от простоты божественного разума, тем сильнее над ним «власть» судьбы. Следуя стоической философии, Боэций утверждает, что судьба обуславливает действие людей нерушимой связью причин, берущих свое начало в неподвижности провидения, но, вместе с тем, он предпринимает попытку доказательства существования свободы воли.

Существо, обладающее разумом, способно отличить хорошее от дурного, т.к. знание о благе присуще душам изначально. Следовательно, оно способно желать чего-то и что-то отвергать. Высшим знанием обладает бог. Это знание утрачивается по мере отдаления субстанций от божественного первоначала. «Высшим божественным субстанциям, – по мысли Боэция, – присуще и проницательное суждение, и непогрешимая воля, и подлинное могущество для осуществления желаний» [8, с. 275]. Человеческие души более свободны тогда, когда пребывают в божественном разуме, чем когда они заключены в темницу тела. В полное же рабство они попадают тогда, когда предаются порокам, полностью утрачивая знание и, тем самым, уклоняются от своего предназначения.

Разводя плоскости божественного и человеческого знания, Боэций полагает, что относительно своего собственного знания человек обладает свободой воли, а, значит, и он должен отвечать за свои поступки.  Провидение же не имеет безусловной необходимости и неотвратимости, оно представляет собой «предузнание» бога и первопричину возникновения сущего. Совершенствуясь, человек приближается к божеству и, тем самым, ускользает от «ока» судьбы для того, чтобы стать совершенно свободным, вернувшись в лоно божественного разума. Совершенства же человек может достичь только путем обретения знания и упражнения в добродетелях. Стремление к ним есть акт свободной воли.

С этой концепцией связаны рассуждения Боэция о добродетелях, превратностях судьбы, наградах и наказаниях. Каждому достается то, что может наилучшим образом приблизить его к высшем благу. Именно поэтому порочные люди, не получив наказания, более несчастны, т.к. они дальше удалены от источника блага. По мнению Боэция, счастье несовместимо с порочностью. Характерно то, что в «Утешении» не затрагиваются вопросы, связанные с посмертной судьбой души, с божьем судом и пр., которые не мог обойти ни один христианский теолог. Боэций полагает, что мудрец, добродетельный человек получает самую высокую из всех наград – благо, т.к. «само благо есть блаженство, все добрые люди уже тем самым, что они добродетельны, достигают блаженства» [8, с. 257]. И уже совершенно в духе Платона Боэций утверждает: «Те, которые блаженны… суть боги» [8, с. 257]. Собственно, перед Боэцием, по-видимому, никогда не стоял вопрос о спасении души в христианском смысле. Он жаждет ее врачевания с помощью рациональных методов. Боэций указывает единственный путь совершенствования человека – путь к богу, но к богу, представленному, прежде всего, как универсальный разум, которому не присуща сама идея спасения.

Ни мистическое озарение, ни вера, но лишь последовательно выстроенное познание, движущееся от рассмотрения природных явлений к «интеллигибельным» видам и поднимающееся к созерцанию вечных идей, – таков путь, по которому ведет человека философия к истинному благу, к высшей цели и к первопричине сущего, тем самым, выводя его из сферы действия жестокой и коварной судьбы. Мудрость дает человеку постижение того, что абсолютное знание бога, которое располагает всей полнотой прошлого, настоящего и будущего, ни есть жесткое предопределение, но является лишь «предузнание» и «провидение» заранее свободных актов человеческой воли. Оно не выступает фатальным условием и ограничителем свободы принятия решения человека.

Судьба, мудрость и любовь, по Боэцию, представляют собой космические силы, связующие воедино мир и человека. Все сущее имеет в гармоничном космосе свое определенное место. Человек есть высшее звено в иерархии земного существования. Тело его принадлежит «дольному» миру, а дух устремлен ввысь, к вечной истине. Злу как космическому началу нет места в благом мире. То, что представляется человеку злом и несправедливостью, не является таковым на самом деле, а только кажется злым из-за того, что от человека сокрыт истинный смысл происходящего. Не следует уклоняться от ударов судьбы, нужно понять ее лживые лики. Мудрец познает суть судьбы, ее сокровенный смысл и, тем самым, как бы разрывает круг временных явлений, в котором она имеет силу. Атмосфера рока, судьбы, неизбежности, окутывающая человека, поглощенного земными заботами, рассеивается, как только он вверяет себя заботам о мудрости. Быть по-настоящему счастливым можно только находясь за оградой познания, устремленного к высшей идее, к самосовершенствованию, а, значит, и к богу.

Подводя итоги, хочется отметить следующее. Эпоха патристики закончилась. Отцам церкви не удалось примерить разум и веру. Их попытки выработать единую христианскую космологию привели к расколу церкви. Философская система Боэция представляет собой оригинальную и смелую попытку разрешения теологической проблемы с помощью языческой мудрости. Боэций понимал, что христианскому миру, погрязшему в богословских диспутах и ересях, необходима простая и понятная космология, содержание которой разъясняло бы «темные» теологические вопросы. А самым существенным достоинством такой картины мира был бы метод, следуя которому разум человека способен противостоять смуте времени, вывести человеческое сообщество из морального, духовного и культурного кризиса. Боэций считал, что судьба человека в его руках. Путь к богу есть подлинное дело человека, а проводником на этом пути должен выступить его разум.

Список литературы

1. Гиббон Э. История упадка и разрушения Римской империи. – СПб.: Наука, 1998. – Т.4. – 402 с.
2. Голенищев-Кутузов И.Н. Средневековая латинская литература Италии. – М.: Наука, 1972. – 306 с.
3. Соколов В.В. Средневековая философия. – М.: Высш. шк., 1979. – 448 с.
4. Лосев А.Ф. Творчество Боэция как переходный антично-средневековый феномен // Западноевропейская средневековая словесность. – М.: Изд-во МГУ, 1985. – С. 25-27.
5. Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. – М.: Мысль, 1979. – 423 с.
6. Уколова В.И. Античное наследие и культура раннего средневековья. – М.: Наука, 1989. – 320 с.
7. Уколова В.И. «Последний римлянин» Боэций. – М.: Наука, 1987. – 160 с.
8. Боэций. «Утешение философией» и другие трактаты. – М.: Наука, 1990. – 414 с.
9. Nitsch F. Das System des Boethius. – Berlin, 1860.
10. Barret H. Boethius. Some Aspects of His Time and Work. – Cambridge, 1940.