БИОТЕХНОЛОГИИ И КОНЕЦ ИСТОРИИ В РАБОТЕ Ф.ФУКУЯМЫ «НАШЕ ПОСТЧЕЛОВЕСКОЕ БУДУЩЕЕ» Кузуб О.С., Шукшин С.А., Хорошавин А.Е.

УДК 140.8

ББК 87.2

БИОТЕХНОЛОГИИ И КОНЕЦ ИСТОРИИ В РАБОТЕ Ф.ФУКУЯМЫ «НАШЕ ПОСТЧЕЛОВЕСКОЕ БУДУЩЕЕ»

Кузуб О.С., Шукшин С.А., Хорошавин А.Е.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Алтайский государственный университет»

Старший преподаватель кафедры философии и политологии

Ассистент кафедры философии и политологии

Бакалавр по направлению подготовки «Философия» Алтайского государственного университета

Аннотация. Идея конца истории не является новой, она является составной частью проблемы направленности исторического процесса и проходит сквозь всю историю философии, начиная с Античности. В конце 20 века на философскую арену ворвался Ф.Фукуяма с публикацией, носящей громкое название «Конец истории». В ней он, обращаясь к гегелевской методологии философско-исторического анализа, согласно которой история - это линеарный процесс, имеющий свое начало, середину и конец, что означает неоспоримость прихода человечества к признанию свободы как универсальной ценности. По мнению Фукуямы, до сих пор мы знали только «светлое прошлое» и «светлое будущее». Сейчас же, вероятно, настало время «светлого настоящего», которое можно назвать историей «остановившегося мгновения». Мы являемся свидетелями «конца истории как таковой», то есть завершения «идеологической эволюции» человечества и универсализации западной либеральной демократии как окончательной формой правления» [1 c. 135], поскольку в конце XX века  восторжествовала западная идея либерализма, у которой теперь нет никаких альтернатив: «Человечество приближается к концу тысячелетия, и кризисы-близнецы авторитаризма и социалистического централизованного планирования оставили на ринге соревнования потенциально универсальных идеологий только одного участника: либеральную демократию, учение о личной свободе и суверенитете народа. Через двести лет после того, как принципы свободы и равенства воодушевили Французскую и Американскую революции, они вновь оказались не просто существующими, но воскресшими» [2].

Ключевые слова: Фрэнсис Фукуяма, биотехнологии, конец истории, идеологическая эволюция, постчеловеческое будущее.

BIOTECHNOLOGY AND THE END OF HISTORY IN FUKUYAMA'S WORK "OUR POSTHUMAN FUTURE"

Kuzub O.S., Shukshin S.A., Khoroshavin A.E.

Federal State Budgetary Establishment of Higher Professional Education "Altai State University"

Senior Lecturer at the Department of Philosophy and Political Science.

Assistant at the Department of Philosophy and Political Science.

Bachelor in the direction of training "Philosophy" of Altai State University Annotation.

Abstract. The idea of the end of history is not new, it is an integral part of the problem of the direction of the historical process and runs through the entire history of philosophy, starting with Antiquity. At the end of the 20th century, F. Fukuyama broke into the philosophical arena with a publication bearing the loud title "The End of History". In it, he refers to the Hegelian methodology of philosophical and historical analysis, according to which history is a linear process that has its beginning, middle and end, which means the indisputable arrival of mankind to the recognition of freedom as a universal value. According to Fukuyama, so far we have known only a "bright past" and a "bright future." Now, probably, the time has come for the "bright present", which can be called the story of the "stopped moment". We are witnessing the "end of history as such", that is, the completion of the "ideological evolution" of humanity and the universalization of Western liberal democracy as the final form of government" [1 p. 135], since at the end of the twentieth century the Western idea of liberalism triumphed, which now has no alternatives: "Humanity is approaching the end of the millennium, and the twin crises of authoritarianism and socialist central planning have left the competition potentially in the ring of potentially universal ideologies of only one participant: liberal democracy, the doctrine of personal freedom and sovereignty of the people. Two hundred years after the principles of freedom and equality inspired the French and American Revolutions, they once again turned out to be not just existing, but resurrected" [2].

Key words: Francis Fukuyama, biotechnology, the end of history, ideological evolution, posthuman future.

Согласно Фукуяме, «конец истории» – выражение метафорическое, не несущее буквального смысла, поскольку с «концом истории» история не прекратится. Социально-событийный поток жизни будет катиться и дальше, но уже не будет и не должно появиться ничего принципиально нового. Так оказывается, что современный мир разделен на историю и постисторию. Постистория – это «ситуация состоявшегося прогресса», место благополучия и совершенства. Постисторию составляют те, кого Фукуяма причисляет к авангарду человечества, лидеры современного мира, индустриально развитые государства. Остальные оказываются выброшенными на задворки постистории, и это большая часть третьего мира. Однако универсализм постистории от этого не страдает: «…В конце истории нет никакой необходимости, чтобы либеральными были все общества, достаточно, чтобы были забыты идеологические претензии на иные, более высокие формы общежития» [1 c. 144].

В 2002 г. в свет выходит работа Фукуямы с не менее громким названием, чем предыдущая работа, - «Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции». В ней автор поднимает вопросы, связанные с развитием биотехнологий, ведь уже на первых страницах он заявляет - вместо того, чтобы возносить хвалу, которую наше общество воздает научным и техническим достижениям, мы должны испытывать беспокойство, схожее с тем чувством, которое мы испытываем при чтении «О дивный новый мир» О. Хаксли.

Так, исследования проблем в области наследования тех или иных генов демонстрирует обусловленность научного познания социальными, политическими и иными факторами, что означает, возможность возрождения евгеники, и отнюдь не в либеральном ключе. Геронтология,  может усугубить демографическую проблему старения населения и разрыв между Севером и Югом за счет продления жизни (и, как он опасается, может только продлить немощь, а не молодость и средний возраст). Применение нейрофармакологических препаратов, таких как риталин и прозак, способствуют формированию инертной пассивной массы, подобно той, которую изображают М.Стоун и Т.Паркер в серии «Южного парка» «Тимми 2000». Однако при соотнесении содержания данной главы с цитатой из «Так говорил Заратустра» Ф.Ницше, становится понятно, что Фукуяму беспокоит не столько возможность политических манипуляций с этой массой, сколько уничтожение того природного начала, которое делает нас способными рисковать ради абстрактной воображаемой цели: «Потребовалось бы Цезарю или Наполеону завоёвывать половину Европы, будь у них возможность регулярно глотать таблетку прозака? И если да, то что бы сталось с историей?»[3]. В результате применения биотехнологий что-то от нашей человечности теряется. Поэтому проблемы, рассматриваемые автором, используются в качестве трамплина, с которого можно погрузиться в обсуждение теории прав и аргументации против позитивистского дискурса о правах, которым современный либерализм (и, следовательно, постисторическое общество) задрапировали себя.

Проблема биотехнологий не обязательно кроется в самой технологии, а в том, как она применяется светским обществом, которое отвергает возражения, сделанные на религиозной почве, особенно когда это общество чрезмерно озабочено богатством и научным прогрессом, и не обременено этическими и моральными вопросами, поднятыми за пределами позитивистских рамок. Религия является источником этих вопросов, но не единственным. Однако научное общество может быть склонно нивелировать моральные проблемы как суеверные, средневековые, ненаучные и устаревшие. В таком обществе попытки государства ограничить стремление к сомнительным с моральной точки зрения направлениям технологического развития будут сдерживаться из-за отсутствия альтернативного философского обоснования, на котором они могли бы основываться - обоснования, которое, по мнению Фукуямы, можно найти в классической мысли.

Фукуяма находит идею врожденной человеческой природы наиболее убедительной, и приводит аргумент в пользу того, что позитивистские теоретики прав на самом деле предполагают что-то о человеческой природе, несмотря на утверждения об обратном, поскольку позитивистские права никогда не могут быть универсальными без скрытой апелляции к натурализму. «Я считаю, что этот широкий отход от теорий добра, основанных на природе человека, порочен по многим причинам. Самая, быть может, явная слабость деонтологических теорий добра состоит в том, что почти все философы, которые пытались построить такую схему, кончали тем, что встраивали в свои теории различные предположения о природе человека. Единственное различие — они это делали скрыто и бесчестно, а не явно, как было в прежней традиции от Платона до Юма» [3, с.172]. В случае Иммануила Канта, например, эти «скрытые» натуралистические утверждения заключаются в том, что люди рациональны, что они извлекают пользу и используют свою способность к рациональности, и что они могут развивать свою рациональность с течением времени.

Фукуяма предлагает вернуться к теории права, основанной на докантианской традиции и вытекающей из природы человека. Он полагает, что, возможно, сама концепция прав несовершенна. Платон и Аристотель не упоминают «права» в своих рассуждениях о человеческих благах и целях, и, возможно, дело в том, что они смотрят, так сказать, на потолок, а не на пол, поскольку они предпочитают сосредоточиться на идеалах хорошего государственного устройства, справедливости и мудрого управления - как государством, так и самим собой. Вместо того чтобы сосредоточиться на рассуждениях о правах, которые согласно Ф.Бэкону, есть не что иное как идолы рынка площади,  Фукуяма предлагает перейти к дискурсу, в центре которого стоят потребности и интересы человека, нашедшие свое выражение в понятии «человеческое достоинство».

Это понятие должно обосновывать выделение человека из всего многообразия живых организмов. «Отрицание концепции человеческого достоинства — то есть идеи, что есть в человеческой расе нечто уникальное, дающее каждому представителю этого вида более высокий моральный статус, чем любому предмету остального мира — ведёт нас на очень опасный путь» [3, с.228]. Поэтому Фукуяма вступает в полемику со С. Сингером и доказывает, что видовой шовинизм – это «не обязательно невежественный и эгоистический предрассудок со стороны людей, но мнение о человеческом достоинстве, которое можно подкрепить эмпирически обоснованными взглядами на особое место человека» [3, с.210].

Поскольку понятие «человеческое достоинство», по замечанию самого Фукуямы, многозначно, он предлагает заменить его на «фактор X», под которым понимает «некое важное человеческое качество, достойное некого минимального уровня уважения» [3, с.213]. «Фактор икс» есть существо человека, самый смысл того, что значит быть человеком. Если все люди фактически равны в достоинстве, то они должны все обладать «Фактором икс» [Там же]. Для христиан «фактор X» состоит в том, что человек создан по образу и подобию Бога. Для Канта – в способности к моральному действию. Для самого же Фукуямы «фактор X» проявляется в совокупности типичных только для человека качествах: языке, сознании и способности формулировать абстрактные нормы морали. «…то, что даёт нам достоинство и моральный статус, высший по сравнению с другими животными, связано с фактом, что мы — сложные целые, а не просто сумма частей... То есть «Фактор икс» не может быть сведён к наличию нравственного выбора, или разума, или языка, или социабельности, или рассудка, или эмоций, или сознания, или любого другого качества, которое выдвигалось как основа человеческого достоинства. Каждый представитель вида «человек разумный» обладает генетически заложенными способностями, позволяющими ему стать цельным человеком, способностями, которые по сути отличают человека от других созданий» [3, с.243].

Попытка Фукуямы определить «фактора X» кажется попаданием в позитивистскую ловушку, поскольку требование определения является характерным именного для позитивистского мышления.

Ещё одно затруднение возникает, когда он призывает к государственному регулированию биотехнологий во имя этического режима, который, во-первых, отвергает позитивизм, во-вторых, не вытекает из концепций человеческого достоинства и уважения, а из натурализма, и в-третьих, подчеркивает скорее человеческие стремления, чем права человека. Во всех его предписаниях можно можно найти проблемы. Допустим, геронтология действительно может усугубить демографические проблемы, как это предлагает Фукуяма. Считает ли он, что государство может или должно говорить пожилым людям, что они что они не могут получать терапию, продлевающую жизнь, потому что мир слишком тесен для них? Если нет, то понимает ли он, что другие могут использовать его аргументы точно таким образом?

В заключительной главе Фукуяма неубедительно решает эту проблему. Возможное решение — провести различие между терапией и улучшением, разрешить первое и запретить второе. Однако, как он признает, это решение изобилует недостатками; не только «улучшение» может быть истолковано как охватывающее многие профилактические меры, но и понятие самой патологии также может быть социальным конструктом, что создает трудности для определения, что является терапевтическим.

Его предложения отвергают фаталистический взгляд на технологию как на нечто неподвластное и утверждает, что человечество в состоянии контролировать развитие технологий и управлять ими.

Сопоставляя идеи книги «Наше постчеловеческое будущее: последствия биотехнологической революции» с прежними трудами, стоит отменить, что в первой работе, Фукуяма не заявляет о том, что мы вступили в фазу постиистории, а только предрекает возможность этого: «Может быть, мы готовы войти в постчеловеческое будущее, в котором технология даст нам возможность постепенно изменить нашу сущность со временем. Многие приветствуют такую возможность под знаменем человеческой свободы. Они хотят максимально расширить свободу родителей выбирать, каких детей иметь, свободу учёных в исследованиях и свободу предпринимателей использовать технологию для получения прибыли» [3, с.306]. Вероятно, такая резкая смена интонаций связана с тем, что идея торжества постисторического общества, в свете расцвета биотехнологий, начинает терять свою устойчивость, поскольку основа этой конструкции – либерализм, нуждается в переосмыслении: «Может быть, мы готовы войти в постчеловеческое будущее, в котором технология даст нам возможность постепенно изменить нашу сущность со временем. Многие приветствуют такую возможность под знаменем человеческой свободы. Они хотят максимально расширить свободу родителей выбирать, каких детей иметь, свободу учёных в исследованиях и свободу предпринимателей использовать технологию для получения прибыли. Но свобода такого рода будет отличной от всех прочих свобод, ранее доступных людям. Политическая свобода до сих пор означала свободу преследовать те цели, которые наша природа перед нами поставила. Эти цели не определены жёстко; природа человека весьма пластична, и у нас огромный диапазон возможностей выбора, совместимых с этой природой. Но она не бесконечно пластична, и элементы, остающиеся постоянными — в частности, наша видоспецифичная гамма эмоциональных реакций, — представляют собой безопасную гавань, которая даёт нам возможность соединяться с другими людьми» [Там же]. 

Библиографический список

1. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии. 1990. №6. С.135.
2. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек / Ф. Фукуяма; Пер. с англ. МБ. Левина. — M.: OOO «Издательство ACT: ЗАО НПП «Ермак», 2004. — 588 [Электронный ресурс]. – Режим доступа http://yanko.lib.ru/books/politologiya/fukuyama=the_end_of_history&the_last_man=ann.htm (accessed on 20.02.2022)
3. Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции / Ф. Фукуяма; Пер. с англ. М.Б. Левина — М.: ООО «Издательство АСТ»: ОАО «ЛЮКС». 2004. — 349.
4. Алексеева И.Ю., Аршинов В.И., Чеклецов В.В. «Технолюди» против «постлюдей»: НБИКС-революция и будущее человека. Вопросы философии. 2013. No 3. С. 12-21.
5. Диюн, М. С. Дефиниции постчеловека в философии трансгуманизма / М. С. Диюн, Л. А. Серединская // Философские дескрипты - 2017. - № 17. URL: http://philosophdescript.ru/?q=node/107 (accessed on 20.02.2022)
6. Диюн, М. С. Искусственный интеллект и суперинтеллект: экзистенциальные риски / М. С. Диюн, Л. А. Серединская // Философские дескрипты. - 2018. - № 19. URL: http://philosophdescript.ru/?q=node/130 (accessed on 20.02.2022)
7. Диюн, М. С. Трансгуманистические концепции виртуального общества: парадоксы цифровых утопий / М. С. Диюн, Л. А. Серединская // Философские дескрипты. - 2017. - № 17. URL: http://philosophdescript.ru/?q=node/108 (accessed on 20.02.2022)
8. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Минск, 1997. 623 с.
9. Серединская Л.А. Технологические риски NEURONET: философский анализ. / Л.А., Альварес-Мора А., Тузова А.А. // Философские дескрипты. - 2020. - № 21. URL: http://philosophdescript.ru/?q=node/179 (accessed on 20.02.2022)
10. Cherdanceva I., Serdjuk T., Seredinskaja L., Medvedeva T., Butina A. The search of foundations of philosophical anthropology: problems and perspectives. 3rd International Multidisciplinary Scientific Conference on Social Sciences and Arts SGEM 2016, Apr 06-09. Vienna, 2016, Book 3, Vol.1, pp. 819-824. DOI: 10.5593/SGEMSOCIAL2016/HB31/S03.108

References

1. Fukuyama F. Konets istorii [The end of history]. Voprosy filosofii - Russian Studies in Philosophy, 1990, no. 3, pp. 134-148. (In Russian).
2. Fukuyama F. Konets istorii i posledniy chelovek [The End of History and the Last Man]. Moscow, AST Publ., 2005, 588 p. (In Russian). URL: http://yanko.lib.ru/books/politologiya/fukuyama=the_end_of_history&the_last_man=ann.htm  (accessed on 20.02.2022)
3. Fukuyama F. Nashe postchelovecheskoye budushcheye: Posledstviya biotekhnologicheskoy revolyutsii [Our Posthuman Future: Consequences of Biotechnology Revolution]. Moscow, 2004, 349 p. (In Russian).
4. Alekseeva I.Ju., Arshinov V.I., Cheklecov V.V. «Tehnoljudi» protiv «postljudeĭ»: NBIKS-revoljucija i budushhee cheloveka. ["Technologists" versus "posthumans": NBICS revolution and the future of man]. Voprosy filosofii [Questions of Philosophy]. – Moscow, 2013. No 3. pp. 12-21. (In Russ).
5. Diyun, M. S. Definicii postcheloveka v filosofii transgumanizma [Definitions of the Posthuman in the Philosophy of Transhumanism]. Filosofskie deskripty [Philosophical Descripts]. – Barnaul, 2017. - № 17. (In Russ). URL: http://philosophdescript.ru/?q=node/107 (accessed on 20.02.2022)
6. Diyun, M. S. Iskusstvennyj intellekt i superintellekt: ekzistencial'nye riski [Artificial Intelligence and Superintelligence: Existential Risks] Filosofskie deskripty [Philosophical Descripts]. – Barnaul, 2018. - № 19. (In Russ). URL: http://philosophdescript.ru/?q=node/130 (accessed on 20.02.2022)
7. Diyun, M. S. Transgumanisticheskie koncepcii virtual'nogo obshchestva: paradoksy cifrovyh utopij. [Transhumanistic Concepts of Virtual Society: Paradoxes of Digital Utopias]. Filosofskie deskripty [Philosophical Descripts]. – Barnaul, 2017. - № 17. (In Russ). URL: http://philosophdescript.ru/?q=node/108 (accessed on 20.02.2022)
8.  Nietzsche F. Tak govoril Zaratustra [Thus Spoke Zarathustra]. Minsk, 1997, 632 p. (In Russ).
9. Seredinskaya L.A. Tekhnologicheskie riski NEURONET: filosofskij analiz. [Technological Risks of NEURONET: Philosophical Analysis]. Filosofskie deskripty [Philosophical Descripts]. – Barnaul, 2020. - № 21. (In Russ). URL: http://philosophdescript.ru/?q=node/179   (accessed on 20.02.2022)
10. Cherdanceva I., Serdjuk T., Seredinskaja L., Medvedeva T., Butina A. The search of foundations of philosophical anthropology: problems and perspectives. 3rd International Multidisciplinary Scientific Conference on Social Sciences and Arts SGEM 2016, Apr 06-09. Vienna, 2016, Book 3, Vol.1, pp. 819-824. DOI: 10.5593/SGEMSOCIAL2016/HB31/S03.108

The article was received on 20.02.2022. The article was reviewed on 19.03.2022.