МЫСЛИТЕЛЬ, ХУДОЖНИК, ПРОРОК: ВЗГЛЯД В. С. СОЛОВЬЁВА НА ФИЛОСОФИЮ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО (Екшибарова О. В.)

Год:

Выпуск:

Рубрика:

УДК 091.128

 

МЫСЛИТЕЛЬ, ХУДОЖНИК, ПРОРОК: ВЗГЛЯД В. С.

СОЛОВЬЁВА НА ФИЛОСОФИЮ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО

Екшибарова О. В.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего образования «Алтайский государственный

педагогический университет,

аспирант кафедры философии и культурологии.

Современное общество сегодня, в век прагматизма, по сути своей лишено идеалов. Похожая ситуация была в России и в середине XIX века, когда под натиском западной философии (Возрождения, Просвещения, вольтерьянства, энциклопедистов) русская философская мысль теряла свои корни и в споре западников и славянофилов, скатывалась к решению социально-экономических вопросов. Однако существовал пласт русских философов второй половины XIX – начала XX века, которые, анализируя и, не отмежевываясь от социально-экономических проблем действительности, пытались вернуть русскую философию к её духовным корням.

Среди таких философов ярко выделяется фигура В. С. Соловьёва, который смог обратить внимание на русских литераторов, как на источник современной ему философской мысли. В своих речах «Памяти Достоевского» Соловьёв пытается проанализировать вектор развития русской духовной мысли в творчестве Ф. М. Достоевского. Несмотря на то, что по справедливому признанию Соловьёва Достоевский «не оставил нам никакой теории, никакой системы, никакого плана или проекта» [ 6, с. 45 ], однако творчество писателя было глубоко пронизано социальнофилософскими идеями.

Анализ трех речей Соловьёва о творчестве Достоевского позволяет нам  увидеть крушение идеалов в обществе и обобщить предлагаемый русскими мыслителями путь развития человека, который поможет найти  решение вопросов о смысле бытия и существования в нём личности. 

Раскрывая ситуацию в современном ему обществе, Соловьёв подчеркивал утрату интеллигенцией духовных идеалов: «Худшие люди мёртвого дома возвратили Достоевскому то, то что отняли у него лучшие люди интеллигенции. Если там, среди представителей просвещения, остаток религиозного чувства заставлял его бледнеть от богохульств передового литератора, то тут в мёртвом доме, это чувство должно было воскреснуть и обновиться под впечатлением смиренной и благочестивой веры катаржников» [ 6,  c. 38] Общественная мысль молодежи 30-40-х годов была под влиянием западных философских учений, Достоевский, как непосредственный участник социального переворота, пережил крушение своих идеалов на личном опыте и должен был констатировать тот факт, что «худшие люди простого народа обыкновенно сохраняют то, что теряют люди интеллигенции: веру в Бога и сознание своей греховности» [ 6, c. 38]  Именно эта мысль, прочувствованная Достоевским на каторге, побудила его к пересмотру своих идеалов. Творчество Достоевского – яркое доказательство идеи: ни революционное, насильственное переустройство мира может изменить среду, а внутреннее духовное возрождение отдельной личности, вдохновленной идеалом Христа, способно начать излучать согревающий свет на испорченную среду, преображая общество.

В. С. Соловьёв говорит о том, что общественным идеалом Достоевского можно назвать Церковь: «Центральная идея, которой служил Достоевский во всей своей деятельности, была христианская идея свободного всечеловеческого единения, всемирного братства во имя Христово… Христос не был для него только фактом прошедшим, далёким и непостижимым чудом. Если так смотреть на Христа, то тогда всё христианство замыкается в стенах храма и превращается в обряд…, а деятельная жизнь остаётся нехристианскою» [ 6, c. 42]  Однако, Соловьёв подчеркивает, что «внешняя Церковь заключает в себе истинную веру, но эта вера здесь так слаба, что её достаёт только на праздничные минуты. Это – храмовое служение» [ 6, c. 42 ] Развивая эту мысль В. С. Соловьёв подчеркивает, что более глубокой сутью христианства является домашнее христианство, которое сосредоточено на внутренней индивидуальной жизни человека: «Здесь Христос является как высший нравственный идеал… и всё дело полагается в спасении одной души человеческой» [ 6, c. 42 ] 

Однако и такое внутреннее изменение личности, преображение во Христа, по мнению Соловьёва, для Достоевского не было конечной целью. Он видит дальше: «Если Христос есть действительное воплощение истины, то Он не должен оставаться только храмовым изображением, или только личным идеалом: мы должны признать Его как всемирно-историческое начало, как живое основание и краеугольный камень всечеловеческой

Церкви» [ 6, c. 42 ]

Таким образом, социальным идеалом провозглашается «начало любви, свободного согласия и братского единения» [ 6, c. 48], благодаря которому преображается не только отдельная личность, но и всё общество, которое рассматривается как Церковь. Здесь стоит отметить, что сто пятьдесят лет назад, во время этой полемики, Россия, как монархическая держава объединяла институт государства и церкви воедино. Акты гражданского состояния (рождения, смерти, бракосочетания) регистрировались церковью, следовательно, подавляющее большинство в стране формально принадлежало к христианской церкви. Может показаться, что как Достоевский, так и Соловьёв на определенном этапе своей мысли идеализировали общество, полагая, что Церковь и народ можно отождествить и объединить благодаря идее добра и любви и тем самым усовершенствовать общественный строй. Более реалистично смотрел на вопрос земного воплощения христианского идеала в социуме К. Леонтьев. Говоря о том, что «Идеал остаётся всегда идеалом: человечество может приближаться к нему, никогда до него не достигая» [ 3, c. 20], К. Леонтьев настаивал на том, что общество в своём развитии стремится не к прогрессу и всеобщей гармонии, а к  всеобщему разрушению. Он ссылался на апокалипсические предсказания Евангелия, согласно которым человечество придёт ещё к худшим результатам в своем развитии (войны, голод, моры – это, по словам Христа, начало болезни). В Новом Завете можно найти подтверждение тому в словах Апостала Павла, обращенных к Тимофею: «Знай же, что в последние дни наступят времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, сребролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны,  непримирительны, клеветники, невоздержны, жестоки, не любящие добра,  предатели, наглы, напыщенны, более сластолюбивы, нежели боголюбивы,  имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся. Таковых удаляйся»  (2Тим.3:1-5) [ 1, c. 258] 

Однако Леонтьев отстаивал позицию христианского пессимизма, сводя всё к внешнему формальному морализаторству общества в рамках православной церкви. Он полагал,  что никакой силой любви не возможно объединить человечество, а истинное объединение возможно только в церкви, благодаря  правилам и незыблемым внешним формам, которые способны удержать человека от зла. 

В полемике, завязавшейся по поводу взглядов Достоевского на социальное преобразование общества, В.С. Соловьёв доказывает, что отождествления Церкви и народа у Достоевского не было и, призывая к единению, он призывал к единению вокруг общего дела – Христа. Но единение это не может быть насильно, Соловьёв уточняет: «Задача не в простом соединении частей человечества и всех дел человеческих в одно общее дело» [ 6, c. 44], так как подобные случаи не дадут реального внутреннего изменения личности. «Мир не должен быть спасён насильно» [ 6, c. 44] Дело в свободном согласии личности на единство во имя Христа, а это уже характеризует евангельское представление о Церкви,  где  «двое или трое собранные во имя» Христа добровольно там будет и Христос посреди них. Но эти «двое» должны обладать именно личным волеизъявлением на такое единение. То есть  корень единения Церкви в личном (домашнем) христианстве человека, которым идеал Христа принят верою.

В. С. Соловьёв опровергает обвинение К. Леонтьева в том, что Достоевский будто бы видит будущее человечества в розовом цвете, проповедуя всеобщую любовь. Он доказывает, что только личное принятие Христа – как идеала способно изменить личность: «наконец, если все дело религии в одном человеческом чувстве любви, то это значит, что у религии совсем никакого дела нет и в ней самой нет никакой надобности. Ибо человеческая любовь, при всей своей психологической сложности, в нравственном смысле есть лишь простой случайный факт и никак не может составлять основного содержания религиозной проповеди. Сам Апостол любви в основу своей проповеди кладет не мораль любви, а мистическую истину воплощения Божественного Логоса: «что было изначала, что мы слышали, что видели очами нашими, что рассматривали и что руки наши осязали, о смысле жизни (ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам), о том, что мы видели и слышали, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а наше общение со Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом» (1-е посл. Иоанна I. 1 - 3). А о любви говорится уже потом, ибо любовь может быть плодотворна только на почве верующей и возрожденной души» [ 6, c. 55]

В своей третьей речи Соловьёв признаёт, что Достоевский «хорошо знал все глубины человеческого падения… злоба и безумие составляют основу извращенной природы, и что если принимать это извращение за норму, то нельзя прийти ни к чему, кроме насилия и хаоса»  [ 6, c. 49] Поэтому в лице Достоевского Соловьёв видел и художника-психолога от которого не скрыта реалистическая картина человеческой души. Анализ героев Достоевского приводит нас к тому, что их подавляющее большинство - люди хотя и осознающие постепенно глубину своего нравственного падения, но не находящие в себе сил (или источника) для победы над внутренним злом. Только небольшая часть этих людей, отыскавшая Христа и отперевшаяся верою на этот идеал, способна противостать среде. Поэтому Соловьёв доказывает, что внешние христианские добродетели

(благочестивый образ жизни), исполнение храмового обряда не как не может дать личности тот духовный стержень, который даёт Христос, личное духовное возрождение человека благодаря вере.

Совершение каких-то социальных преобразований возможно «если люди соединены слепым инстинктом или внешним принуждением» [ 6, c. 44] это даже может принести видимый результат, материальную полезность, но зло не искоренится из человеческой души. По-прежнему будут живы в душе человека гордость, зависть, неприязнь – те коварные человеческие пороки, за которое общество не может осудить на казнь или отправить на каторгу, но которые лишают человека внутреннего мира и покоя. Поэтому Достоевскому, как художнику, удаётся сделать анализ глубины человеческого падения, прикрытого маской внешнего благополучия.  В «Бесах» ясно показано, что именно эти невидимые  обществу мысли-грехи, делают человека рабом тьмы, одержимым порочными идеями. Человек, так гордо говорящий о своей свободе, на самом деле оказывается рабом собственной похоти. Здесь становятся особо ясны слова Христа о том, что всякий делающий грех ест раб греха.  И при наличии внешней свободы у человека, он внутренне не свободен.

 Соловьёв задаётся вопросом о том, если людям дана свобода – не разойдутся ли они кто куда, истребляя и враждуя. Он поясняет, что Достоевский пытается надеяться на веру в бесконечность души человеческой: «Одно христианство рядом с совершенным Богом ставит совершенного человека, в котором полнота божества обитает телесно» [ 6, с. 45] Однако, эта утопичность «веры в человека» хорошо подчёркнута С. Н.

Булгаковым, который, анализируя образ Ставрогина подчеркивает что,  «Ставрогин головой отлично знает, где спасение, но она отделена у него от сердца, и от этого знания не родится духовный плод» [ 2, c. 209] Без личного присутствия Христа в душе человека, не может быть и совершенства, и истинного стремления к этому совершенству. Только в Распятом есть сила для победы над испорченной грехом природой человека.

Таким образом, данная человеку свобода, ещё не гарантирует, что осуществленный им поиск идеала приведёт к истине, ко Христу. Человечество, размышляя над проблемами добра и зла, имеет не малый опыт сознательного и свободного выбора зла. И здесь Достоевский, как пророк, предсказывает будущее развитие истории русского народа, когда реформируя социальный строй, без внутреннего изменения в душе человека, общество заходит в тупик, т. к. «бесы» могут только тогда покинуть общество, когда произойдёт духовное обращение человека (личности) ко Христу. Пророческое творчество писателя предвидело эволюцию человека в «человекабога» и последствия такой эволюции, вылившееся в концентрационные лагеря и террор  XX века. Поэтому и сегодня важно анализировать полемический спор об истинных идеалах, происходящий почти сто пятьдесят лет назад. 

Имея за плечами историю XX века – как горький опыт попытки внешней социальной реформации общества,  можно сказать, что 

Соловьёвская идея «Церкви, как обоженного  через Христа человечества» [ 6,  с. 57] должна учитывать одну обязательную поправку о том, в Церковь Христову человек шаг должен быть сделан сознательно и свободно, так как не возможно иметь идеал навязанный из вне. «Основное преимущество воззрений Достоевского есть именно то, за что его иногда укоряют: - отсутствие или, лучше сказать, сознательное отвержение всякого внешнего общественного идеала, т. е. такого, который не связан с внутренним обращением человека или его рождением свыше» [ 6, с. 48] Внутренний выбор человека – это основа христианства. А внешняя форма и обряд не способны возродить и изменить души человека. Не потому ли один из героев Достоевского восклицал: «Дайте народу Слово Божие! Ибо жаждет душа его всякого прекрасного восприятия…» Евангелие способно стать почвой на которой примется и возрастет личное убеждение человека, его идеал. Именно Евангелие открывает человеку его порочность, а значит, даёт право на самосуд (покаяние). Именно покаяние приводит человека на путь спасения, даёт духовное возрождение, а с ним и силу для победы над испорченной грехом человеческой природой.

Полемика, разгоревшаяся по вопросу путь развития человека и общества в целом, актуальна и сегодня. Как тогда  герои Достоевского чаще всего формальные христиане, на самом деле раздираемые внутренними духовными противоречиями, так и сегодня наш современник лишён внутреннего идеала.  Основной вопрос героев Достоевского «Если Бога нет, то, … всё можно?» звучит как характеристика молодого поколения и теперь. Практическое отсутствие веры во Христа, отвержение Его как духовного идеала – болезнь просвещенного общества XIX века, но и диагноз современности. Что изберёт новое поколение? Какие идеалы станут ему близки? В век потребителей, когда господствует философия прагматизма, даже сама постановка вопроса о смысле бытия и человека в нём кажется не модной. Однако человек, как личность, не может оставаться пустым, что-то должно наполнить его существо. Призывал ли Достоевский к вере в Бога как к сознательно избранному идеалу? Да и призывал, и констатировал факт мучительно поиска Бога его современниками. Соловьёв в этом смысле был союзником Достоевского, доказывая в «Духовных основах жизни», что вера в Бога - это «нравственная обязанность человека» [ 5]. Главное, чтобы эта вера не была формальным храмовым служение, мёртвой формой, а стала искренним, осознанным выбором личности. Только тогда возможно преображение ни общества, а отдельного человека. А человек-христианин, как носитель идеала, способен оказать влияние на окружающую его среду. 

Можно по разному смотреть на фигуру Достоевского. Но когда ставился вопрос о высшем идеале общества и пути к его достижению, по словам Соловьёва, Достоевский знал что предложить: «на вопрос «что делать?» был только один, загадочный и неопределенный ответ… «Истинно говорю тебе: если кто не родиться свыше не может увидеть царствия Божия». Немногие люди, не смутившиеся этим странным и тёмным ответом, принявшие новое рождение и поверившие в духовное царство Божие, - эти люди победили Рим и покорили мир»  [ 6, c. 48] 

В заключении хочется отметить, что творчество Достоевского получило очень противоречивую оценку современников, его художественный талант, способность влияния на читателя бесспорны. Однако влияние это порой очень противоречиво. Видимо восприятие творчество Достоевского зависит и от самой воспринимающей личности, так по мнению Розанова в душевном развитии личности три момента: «ясность, падение, возрождение» [ 4, с. 67] На каждом этапе человек будет по разному отвечать и на метафизические вопросы. Поэтому для кого-то Достоевский пророк, христианин, проникающий в закон мироздания «не только умом своим, но и сердцем, совестью» [ 4, с. 67]. Иные ставили под сомнение верное толкование христианства Достоевским: «Именно Достоевский и Соловьёв боялись признать Евангелие источником познания и гораздо более доверяли собственному разуму и житейскому опыту, чем словам Христа» [ 7, с. 125] - это мнение Льва Шестова. Но большинство мнений сходится в одном, что «трагический разлад» в богоискании личности Достоевский открыл мастерски. И именно проблема этого разлада стала причиной дальнейшей трагической судьбы России. 

Библиографический список

 

  1. Библия. - М : Российское библейское общество, 1999. – 925 с. – 292 с.
  2. Булгаков С. Н. Русская трагедия // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. – М.: Книга, 1990. – 432 с.
  3. Леонтьев К. Н. О всемирной любви, по поводу речи Ф. М. Достоевского на Пушкинском празднике// О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. – М.: Книга, 1990. – 432 с.
  4. Розанов В. В. О Достоевском // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. – М.: Книга, 1990. – 432 с.
  5. Соловьёв В. С.  Духовные основы жизни [Электронный ресурс] Режим доступа: https://predanie.ru/book/74521-duhovnye-osnovy-zhizni/
  6. Соловьёв В. С. Три речи в память Достоевского// О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. – М.: Книга, 1990. – 432 с.
  7. Шестов Л. Пророческий дар // О Достоевском: Творчество Достоевского в русской мысли. – М.: Книга, 1990. – 432 с.