ЕДИНСТВЕННЫЙ И НЕПОВТОРИМЫЙ: СЛОВО ОБ УЧИТЕЛЕ. (Черданцева И.В.)

Год:

Выпуск:

Рубрика:

Алтайский государственный университет, г. Барнаул

Мне всегда везло на учителей: и в средней, и в высшей школе. Но самое большое мое везение связано с тем, что моим научным руководителем и в аспирантуре, и в докторантуре был мой единственный и неповторимый Валентин Александрович Ельчанинов.

Я познакомилась с моим любимым учителем в 1990 году, когда мне исполнилось двадцать два года, и когда после окончания университета я пришла работать на кафедру философии, заведующим которой был Валентин Александрович. Начиная с 1990 года, наше общение продолжалось вплоть до его смерти в нынешнем году, это достаточно долгий период времени, за который мы очень хорошо узнали и полюбили друг друга.

На протяжении двадцати восьми лет нашего общения я видела Валентина Александровича в самых разных ситуациях – как благоприятных, так и не очень, я видела его и в радостном, и в грустном, и в спокойном состояниях духа, я видела, как он смеется и как он расстраивается, переживая из-за каких-нибудь неудач.  Его реакции на происходящие события всегда говорили о нем как об очень живом и открытом человеке, для которого характерна не только интенсивная умственная деятельность, но и эмоциональная восприимчивость, эмоциональная теплота и способность к сопереживанию. Превосходное чувство юмора, простота, отзывчивость, искренность, легкость, раскрепощенность в общении, готовность вступить в экзистенциальную коммуникацию со своим собеседником и со своим учеником: все эти качества создавали особый, неповторимый облик Валентина Александровича как человека и учителя.

Однако единственность и неповторимость Валентина Александровича связана для меня не только с тем, что он был хорошим и глубоким человеком, но и с тем, что он был настоящим философом, если настоящего философа понимать как человека, который не только владеет философским дискурсом, но и живет особым образом, живет так, как подобает любителю мудрости. При этом интересно то, что сам Валентин Александрович шутливо говорил о том, что он является философом по недоразумению, а не по призванию. А призвание свое Валентин Александрович связывал с историей. Когда Валентин Александрович учился в Томском университете на историко-филологическом факультете, его научным руководителем был выдающийся медиевист и методолог истории Александр Иванович Данилов, обладающий потрясающей эрудицией во всех областях социально-гуманитарного знания. Валентин Александрович находился под глубоким впечатлением от личности своего учителя, и именно учитель пробудил в нем интерес к методологическим проблемам исторического знания. А интерес к методологии вылился, в свою очередь, в интерес к философии, и диссертации Валентин Александрович защищал именно по философским наукам. Поэтому высказывание Валентина Александровича о том, что он философ по недоразумению, – это, конечно, шутка, свидетельствующая о его хорошем чувстве юмора. Валентин Александрович является настоящим философом, это подтверждает та мудрость, которую он нес в себе, и которая проявляла себя в его словах и поступках.

Я думаю, что все люди, которые близко знали Валентина Александровича, согласятся с тем, что его жизнь источала этот аромат мудрости. Наверное, каждый из этих людей сможет привести собственные аргументы в поддержку этой мысли. Сейчас попытаюсь это сделать и я. Но прежде мне хотелось бы обратить внимание вот на какой момент.

Согласно философским идеям Анри Бергсона, можно выделить два основных способа познания реальности  (в том числе и реальности человеческого существования) – абсолютный способ познания и относительный [1, с. 1172]. Абсолютный способ познания основывается на интуиции, относительный способ познания связан с деятельностью интеллекта. Для того, чтобы получить интуитивное знание о каком-либо человеке, нам необходимо почувствовать этого человека изнутри таким, каков он есть в своей индивидуальности и неповторимости, Интуиция является особым актом вчувствования, особым родом симпатии, к которому мы способны благодаря существованию нашего сознания и нашей памяти. А вот наше интеллектуальное познание какого-либо человека всегда будет внешним по отношению к нему, оно всегда будет основано на определенной точке или точках зрения на этого человека, в связи с чем оно всегда будет предвзято и никогда не будет проникать внутрь познаваемой индивидуальности, оставаясь всегда взглядом снаружи. Проблема заключается в том, что интуитивное знание, которое является самым близким к истинному знанию, молчаливо, его нельзя выразить предметно-понятийным образом, и все слова нашего языка, являющиеся интеллектуальными конструктами, ничем не могут нам помочь в выражении нашего интуитивного видения.

Так вот. О том, что Валентин Александрович являлся настоящим философом, а его жизнь протекала в русле мудрости, я знаю не интеллектуально и относительно, а интуитивно и абсолютно. Более того, все те люди, которые имели опыт непосредственного живого общения с Валентином Александровичем и почувствовали этого человека изнутри, опираясь на свою интуицию, тоже знают, что жизнь Валентина Александровича – это жизнь мудрого человека. Но, к сожалению, для выражения этого знания на вербальном уровне нам приходится обращаться к понятиям как продуктам интеллектуальной деятельности, и, делая это, мы должны помнить об их условном характере.

Итак, зная абсолютно о том, что жизнь Валентина Александровича была пропитана мудростью, как на относительном рациональном уровне я могу представить это знание? В чем состоял секрет его мудрости? Мне кажется, что этот секрет заключался, во-первых, в любознательности и широком кругозоре Валентина Александровича, во-вторых, в разносторонности его жизненных интересов, в-третьих, в какой-то удивительной гармоничности и сбалансированности его личности. Эти качества как свидетельства мудрого регистра бытия проникали во все стороны жизни моего любимого учителя. Эти качества проникали в его интенсивную умственную деятельность, которую он вел всегда, каждый день; они служили основанием его особой эмоциональной открытости и его способности к сочувствию и пониманию другого человека. Любознательность, разносторонность и гармоничность обуславливали и выбор тех занятий, которые были интересны Валентину Александровичу. Ведь если мы посмотрим на то, что любил делать Валентин Александрович, то увидим, что он – не только ученый и преподаватель, он еще и спортсмен, имеющий спортивные разряды по волейболу и теннису и до последних лет своей жизни занимающийся бегом и лыжами; он – автомобилист с огромным стажем, который купил свою первую машину в те времена, когда автомобили были больше чудом, чем средством передвижения; он – человек, который все умел делать своими руками (например, он сам построил свою большую дачу); он – путешественник, объездивший много стран; он – прекрасный семьянин; он – идеальный заведующий кафедрой, прислушивающийся к мнению своих сотрудников; наконец, он – идеальный научный руководитель, предоставляющий огромную свободу своим ученикам.   

Любознательность, разносторонность интересов, бытийственная гармоничность Валентина Александровича свидетельствуют о том, что мудрость моего единственного и неповторимого учителя связана с любовью к жизни во всей ее творческой динамичности, новизне и многогранности. Источником же этой любви к жизни является глубокое интуитивное знание реальности, свойственное Валентину Александровичу. Не зря Валентин Александрович всегда интересовался искусством, потому что конкретные образы искусства способны выразить наше интуитивные открытия и озарения лучше, чем это делают общие понятия.

И в самом конце своего доклада я хотела бы сделать всем подарок, чем-то отдаленно напоминающий мне подарки, преподносимые Луцилию Сенекой. Я знаю, что одним из любимых поэтов Валентина Александровича был Василий Федоров. Я знаю несколько стихотворений Василия Федорова, которые нравились Валентину Александровичу, и свое выступление, посвященное моему любимому учителю, я бы хотела закончить этими стихотворениями для того, чтобы мы с вами еще раз почувствовали Валентина Александровича и соприкоснулись с тем, что он ценил и любил.

***
Мне рваные брюки
Сегодня приснились,
Взгрустнул я: заплата нужна.
Но Муза тогда надо мной наклонилась,
И вот что сказала она:

 
"Ты молод,
И помощь мою не отбрасывай.
За всех вас болея душой,
Я брюки чинила поэту Некрасову
И опыт имею большой.

 
Не каждому
С песнями жить припеваючи,
Не каждому - море любви.
Некрасов был гений,
А ты начинающий...
Терпи, мой хороший, терпи!"

 

ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ

Не верили,
Отмахивались:
Миф!
Но по дворцам,
По стенам, взятым с бою,
Давно доказано,
Что был правдив
Старик Гомер,
Воспевший гибель Трои.

 
Над нею, павшей,
Вечность протекла,
Землей укрыла
Рухнувшие стены.
Виновных нет.
И все-таки была
Всему виной
Прекрасная Елена.

 
Неоспоримы
Слезы,
Муки,
Беды,
Неоспорим
И бога Зевса пыл,
Когда торжественно
В купальню Леды
Он, женолюбец,
Лебедем приплыл.

 
И родилась Елена всеблагая.
Затмившая
Эгейскую зарю,
Доставшаяся в жены Менелаю,
Суровому спартанскому царю.

 
Где красота,
Там правота каприза,
А где любовь,
Там бой идет не зря.
Неоспорима
Молодость Париса,
Отнявшего Елену у царя.

 
Неоспоримо
Менелая сердце,
Стучавшее тараном у ворот.
Неоспоримо
Мужество ахейцев,
Поклявшихся
Не постригать бород.

 
А годы мимо...
Годы мимо,
Мимо...
В крушении
Приамовых дворцов
Неоспоримо все,
Но оспорима
Житейская
Забывчивость бойцов.

 
Пал Менелай
В печали и тоске.
Изъела корабли
Морская пена.
Состарилась
Прекрасная Елена.
Скорбела Пенелопа
Вдалеке.

 
За девять лет,
Приученные драться,
Копьем и дротиком
Вести бои,
Уже ахейцы
Стали оступаться
О клятвенные бороды свои.

 
В крови,
В скорбях,
В осадной суете
Они,
Вослед приплывшие под Трою
За юною,
За дивной красотою,
Успели позабыть о красоте.

 
И мы в бою,
И мы твердыни рушим!
Но, увлекаясь
Праведной борьбой,
Лишь одного хочу,
Чтоб наши души
Не отросли
Ахейской бородой.

 

КРАСИВЫМ

Люблю красивых...
Жизнь их,
Быт их,
Глаза,
Улыбку,
Добрый смех
Воспринимаю как открытье
Наиглавнейшее из всех.

 
В них все:
И ум,
И обаянье,
И гордый жест,
И поступь их —
Мне явится как оправданье
Всех мук моих,
Всех слез моих.

 
Зачем прекрасными чертами
Так полно каждый наделен?
Красивые,
Они за нами
Пришли
Из будущих времен.

СЕРДЦА

Все испытав,
Мы знаем сами,
Что в дни психических атак
Сердца, не занятые нами,
Не мешкая займет их враг,
Займет, сводя все те же счеты,
Займет, засядет,
Нас разя...
Сердца!
Да это же высоты,
Которых отдавать нельзя.

Библиографический список

  1. Бергсон, А. Творческая эволюция. Материя и память / А. Бергсон. –  Мн.: Харвест, 1999.  – 1408 с.