ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ МАНИПУЛЯЦИИ Тузова В.А., Тузова А.А. Краевое государственное бюджетное образовательное учреждение дополнительного профессионального образования «Алтайский краевой институт повышения квалификации работников

УДК 1:316

 

ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПОДХОДЫ К ИССЛЕДОВАНИЮ МАНИПУЛЯЦИИ

Тузова В.А., Тузова А.А.

Краевое государственное бюджетное образовательное учреждение дополнительного профессионального образования «Алтайский краевой институт повышения квалификации работников образования»

Адрес: 656049, Россия, г. Барнаул, пр-т Социалистический, 60

Начальник отдела правового обеспечения

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Алтайский государственный университет».

Адрес: 656049, Россия, г. Барнаул, пр-т Ленина, 61а

Студент II курса по направлению «Философия» Алтайского государственного университета

 

Аннотация. В статье анализируются основные теоретико-методологические подходы к исследованию манипуляции, рассматриваются особенности понимания манипуляции в рамках концепций массовой коммуникации, психологических, социологических и кратологических концепций, а также с точки зрения интегрированной теории Т.А. ван Дейка и драматургического подхода Г. Дебора. Авторы приходят к выводу о том, что релевантным задаче построения целостной и непротиворечивой картины социального мира, подверженного манипуляции, является социально-философский подход.

Ключевые слова: манипуляция массовым сознанием, концепции манипуляции, модели массовой коммуникации, социальное манипулирование, субъект манипуляции.

THEORETICAL AND METHODOLOGICAL APPROACHES TO RESEARCH MANIPULATION

Tuzova V.A., Tuzova A.A.

The head of department of legal support, Altai University of teachers training.

Altai University of teachers training. 656049, Russia, Barnaul, 60 Socialist Avenue

A second-year student of speciality «Philosophy», Altai State University. 
The Altay State University. 656049, Russia, Barnaul, 61A Lenin Avenue.

 

• . In this article basic theoretical and methodological approaches to research manipulation are analyzed, the features of the understanding of manipulation in the framework of the concepts of mass communication, psychology, sociology and cratology are considered, as well as from the point of view of the van Dyck’s integrated theory and Deborah’s dramatic approach. Authors conclude that social and philosophical approach is the most relevant to the task of creating a coherent and consistent picture of the social world subject to manipulation.

Key words: manipulation of mass consciousness, concepts of manipulation, models of mass communication, social manipulation, subject of manipulation

Необходимость анализа сложившихся теоретико-методологических подходов к исследованию манипуляции обусловлена прежде всего затруднениями в дефинировании указанного понятия, зачастую наделяемого в различных контекстах  взаимоисключающими существенными признаками, что с неизбежностью порождает вопрос о том, действительно ли речь идет о манипуляции, или же имеет место концептуальное несоответствие между наблюдаемым феноменом и употребляемым понятием?

В качестве основных подходов к исследованию манипуляции достаточно часто выделяют функциональный, деятельностный и постмодернистский подходы, при этом в рамках функционального подхода, характеризующегося определенной спецификой при использовании его в психологии и философии, манипуляция рассматривается как инструмент для реализации целей субъекта манипуляции; в рамках деятельностного подхода – как особый вид деятельности по скрытому управлению объектом манипуляции; постмодернистский подход позволяет «анализировать процесс манипулирования как разновидность компенсирования отсутствующих элементов социальности» [12, c.4044], манипуляция описывается как «симулятивный процесс, направленный на конструирование ложной картины ситуации и достижения эрзац-согласия индивидов и общества» [12, c.4044].

Указанные подходы широко применяются при рассмотрении манипуляции в дискурсах частных наук, с той оговоркой, что  исследование осуществляется в пределах присущего этим наукам методологического инструментария  в свете актуальных проблем соответствующей научной области. Так, в политологических исследованиях манипуляция рассматривается с позиций функционального подхода как современная технология осуществления политической власти, реализуемая посредством применения специализированных, в том числе суггестивных, приемов информационного воздействия на массовое политическое сознание. Объектом воздействия политической манипуляции являются когнитивная и эмоционально-волевая сфера носителей массового сознания, трансформация которой осуществляется в целях придания политическим процессам требуемого властной элите направления и сохранения существующего властеотношения. В социологическом дискурсе социальное манипулирование понимается как специфическая форма социального взаимодействия, представляющая собой производную от социального управления деятельность актора манипуляции, целью которой является обеспечение необходимого ему социального поведения индивидов, социальных групп и общества в целом. Социальное манипулирование предполагает латентное осуществление программирования мнений, побуждений, психических состояний социальных субъектов, которое используется «как основной прием социального конструирования виртуальных реальностей в сфере духовной жизни» [13, с. 289]. Социальный смысл манипуляции определяется как сохранение существующего status quo и обеспечение целостного функционирования общества без применения государственного принуждения в тех случаях, когда управленческие решения принимаются в противоречии с интересами определенных социальных субъектов.

Нам представляется обоснованной следующая типология концептуальных подходов к исследованию манипуляции.

В психологических концепциях манипуляция рассматривается как вид психологического воздействия, направленного на ментальные структуры личности в целях инициирования поведения, не входившего в намерения объекта манипуляции в случае, если бы такого воздействия не произошло. В целях исследования манипуляции как психологического воздействия в качестве основных теоретико-методологических подходов могут быть выделены бихевиористский, психоаналитический и когнитивный.

Бихевиористский подход как составная часть парадигмы позитивизма элиминирует из контекста исследования все субъективные факторы, механистически определяя поведение индивида исключительно как функцию внешних стимулов. Психологические особенности человека, с точки зрения бихевиористского подхода, таковы, что точно направленный стимул в виде сообщения вызывает именно ту реакцию, которую ожидает манипулятор, вне зависимости от индивида, на которого направлено воздействие. Соответственно, манипуляция в бихевиористском подходе понимается с позиций материалистического детерминизма как стимул, основанный на обладании точным знанием о реакции, которая за ним последует, и имеющий целью вызвать такую реакцию. Фактически классический бихевиоризм исходит из абсолютно рациональной детерминации поведения индивида, что позволяет эффективно манипулировать его поведением путем подкрепления требуемого от него поведения положительным стимулированием и добиваться формирования у него полной поведенческой конформности.

В настоящее время для исследования манипулятивного воздействия чаще используется необихевиористский подход, в рамках которого предпринимается попытка преодолеть ограниченность ортодоксального бихевиоризма путем введения промежуточных переменных (теория              К. Халла), постулирующих наличие между стимулом и реакцией элементов, усиливающих, замедляющих или, напротив, препятствующих образованию обусловленной связи. Указанный поход, представленный также теориями     Э. Толмена (идея когнитивных карт), Н. Миллера и Д. Долларда (теория социального научения), А. Бандуры (теория визуального научения, социально-когнитивная теория личности), не отрицая значения стимулов и реакций, предполагает целесообразность, целенаправленность и разумность поведения человека, предоставляет более релевантную теоретико-методологическую базу для исследования манипуляции, признавая, помимо стимулов и реакций, значение некоторых субъективных психических процессов в регуляции поведения.

Психоаналитический подход в изложении З. Фрейда рассматривает поведение как результат разрешения внутриличностного конфликта между тремя подсистемами психики: подсознанием, самосознанием и сознанием, при этом подсознанию отводится превалирующая роль. Таким образом, с точки зрения психоанализа наблюдаемое поведение является совокупностью реакций на действие различных по своей направленности импульсов подсознания, следствием внутренних конфликтов и противоречивых влечений индивида, а попытки осознать эти иррациональные влечения приводят к формированию «психологической зашиты». Соответственно, необходимым условием эффективной манипуляции является деконструкция психологической защиты, что, в свою очередь, обусловило использование исследований психоаналитиков в области защитных механизмов психики для разработки манипулятивных технологий, направленных на нейтрализацию указанных механизмов.

В рамках дальнейшего развития идей психоанализа в рамках аналитической психологии К.Г. Юнг констатировал существование не только индивидуального, но и коллективного, родового бессознательного, являющегося необходимой предпосылкой всякой индивидуальной психики, представленного архетипами – древнейшими психическими прообразами, праформами, типичными поведенческими паттернами и способами понимания, которые являются врожденными и латентным образом определяют жизнь индивида. Архетипы представляют собой когнитивные структуры, детерминированные опытом жизни рода в целом и идентичные у всех его представителей, соответственно, в манипулятивных практиках именно архетипы являются теми «кодами доступа», посредством которых инициируется необходимое манипулятору поведение индивидов. Стимуляция бессознательной деструктивности в результате различных видов социального давления приводит к  «прорыву» архетипов и их превалированию над индивидуально-сознательным в человеке, трансформации его в безличного манипулируемого «человека толпы».

Согласно когнитивной методологии, восходящей к гешальтпсихологии и теории поля К. Левина, поведение человека рассматривается не как механическая реакция на определенный стимул внешней среды, а как результат когнитивной интерпретации индивидом определенной ситуации с учетом имеющейся системы знаний, преломленной в аспекте его личного опыта. Соответственно, когнитивизм исходит из превалирующей роли процессов и свойств личности, связанных с перцепцией информации: восприятие, внимание, мышление, речь, воображение, принятие решений, что в конечном итоге определяет поведение как реакцию не на наличную ситуацию, а на ее субъективный образ. Особое место занимают в когнитивизме теории когнитивного соответствия (теория сбалансированных структур Ф. Хайдера, теория когнитивного диссонанса    Л. Фестингера), объяснительная модель которых исходит из положения о том, что важнейшей детерминантой поведения индивида является субъективная потребность в установлении сбалансированности, непротиворечивости его когнитивной структуры. Именно потребность когнитивного соответствия положена Х. Арендт в объяснение манипулятивной эффективности тоталитарной пропаганды, которая «преуспевает в уходе от реальности в фиктивный мир, от противоречий к непротиворечивости» [1, с.464]. Человек массы в тоталитарном обществе, как отмечает немецкий философ, в силу своей сущностной неприкаянности не в состоянии постичь случайные, непонятные аспекты реальности, а его «тоска по выдуманному миру имеет некоторую связь с теми способностями человеческого ума, чья структурная согласованность превосходит простую случайность. […] Люди стали нуждаться в постоянном упорядочении хаотических и случайных условий существования, приближающем их к искусственно построенной, относительно непротиворечивой модели»           [1, с.464].

Существенным недостатком психологических концепций является ограничение исследований феномена манипуляции рамками психологии индивида, осуществляемое в отрыве от его социальных связей в системе социальных отношений, что ограничивает возможность их применения преимущественно микро- и мезоуровнями социальности, и, соответственно, не позволяет использовать указанные концепции для комплексного и всестороннего изучения феномена манипуляции.

В рамках концепций массовой коммуникации манипуляция рассматривается как осуществляемый масс-медиа целенаправленный процесс производства и селективной трансляции социокультурной информации для последующего формирования установок, ценностных ориентиров, мнений массовой аудитории, а также осуществления контроля за общественным мнением с помощью социальных символов.

Манипуляция массовым сознанием ввиду ее ориентированности на определение поведения реципиентов посредством трансформации их идеальной сферы может быть отнесена к прагматическим массовым коммуникациям, под которыми понимаются «процессы направленной передачи информации, жестко ориентированные на получение адекватного эффекта» [4, с.14]. Эффективность процесса коммуникации предполагает наличие определенного уровня понимания между его участниками, однако в случае манипуляции это понимание приобретает специфический характер в силу противоречивости устремлений субъекта и реципиента манипуляции, наличия в интенции субъекта манипуляции двойного смысла (высказываемого и действительно подразумеваемого), на что обратил внимание при исследовании процессов коммуникации Н. Луман, предлагая дифференцирование последней на сообщение и информацию с учетом того факта, что «сообщение – есть то, что стремится преподнести мне мой коммуникативный партнер, например, попытаться меня дезинформировать или мной манипулировать; информация – это то, что я воспринимаю в его сообщении, то, что меняет коммуникацию, заставляет течь ее по-другому, например, если я распознаю попытку меня дезинформировать. Понять – значит отличить информацию от сообщения, отличить нужное для меня от вкладываемого партнером (латентного) смысла. … подозрения в манипулировании со стороны масс-медиа и есть выделение сообщения в рамках информации (или информации в рамках сообщения), то есть понимание коммуникации» [8, с.211].

Очевидно, что в современном обществе массовая коммуникация функционирует как социальный институт, транслирующий в символической форме, релевантной особенностям массового сознания, общезначимую социальную и культурную информацию в целях осуществления социального управления (социального контроля). Регулирующее воздействие массовой коммуникации определяется выходом масс-медиа за рамки собственно информирования, имеющейся у них возможностью определенным образом интерпретировать действительность и, соответственно, влиять на формирование массового сознания, управлять и манипулировать им.

Существует достаточно большое количество основанных на различных методологических подходах теорий и моделей массовой коммуникации, описывающих механизмы и эффекты манипулятивной деятельности масс-медиа. С.В. Бориснев приводит  типологию теорий массовой коммуникации рамках функционального подхода на основании выделения доминирующей функции, в соответствии с которой выделяет три группы теорий [2, c.13-15].

Первая группа представлена теориями, в которых массовая коммуникация понимается как функция политического контроля, и условно может быть разделена на две подгруппы, включающие:

 теорию массового общества (теорию массового отвлечения), основанную на интеграции средств массовой информации в систему властных институтов общества и амбивалентности их социальной роли, состоящей в манипулировании общественным мнением, с одной стороны, и в адаптации масс к наличной социальной ситуации, с другой стороны; политико-экономическую теорию (Г. Мердок, П. Голдинг), основанную на марксистском понимании СМИ, деятельность которых определяется преимущественно экономическими факторами; критическую теорию          (М. Хоркхаймер, Г. Маркузе, Т. Адорно) в рамках неомарксистского подхода;

теорию гегемонии СМИ или теорию гегемонии масс-медиа                 (Н. Пулантзас, Л. Альтюссер), в которой гегемония интерпретируется в качестве господствующей идеологии; советскую социологическую школу в лице Б.А. Грушина, Б.М. Фирсова;

Вторая группа представлена теориями, разработанными на основе методологии структурного функционализма, где СМИ рассматриваются как самоорганизующаяся и самоконтролируемая подсистема, функционирующая в пределах установленных политических правил.

Третья группа включает следующие теории, основанные на социокультурологическом подходе к пониманию массовой коммуникации и роли СМИ:

Франкфуртскую (позднюю) школу (Т. Адорно, Г. Энценсбергер), сохраняющую марксистский постулат о важности исторического подхода к анализу факторов, обусловливающих социальные отношения в обществе;

Бирмингемскую школу (С. Холл), основанную на формулируемой в рамках символического интеракционизма критической теории культуры, включающей в себя идеи о систематическом воздействии массовых коммуникаций на людей для легитимации актуального политического порядка, а также о кодировании и декодировании дискурса, эффективность которого определяется пониманием реципиентом текста медиасообщения в том значении, которое придал ему коммуникатор.

В качестве теорий, не включенных в представленные группы,            В.П. Борисневым выделяются культурологическая теория массовой коммуникации (Г.М. Маклюэн, А. Моль), предполагающая изучение коммуникативных средств для понимания их взаимодействия с человеком, теории информационного общества, рассматривающие массовую коммуникацию как массовое общение, возникшее в рамках глобализации и урбанизации, интересы которой лежат за пределами локальных малых групп [23, c.16].

В рамках методологического обоснования теорий массовой коммуникации разрабатываются когерентные им модели массовой коммуникации, используемые в целях исследования манипулятивной деятельности масс-медиа при осуществлении  массовой коммуникации.

Наиболее развернутая типология моделей массовой коммуникации представлена в монографии Г.Г. Почепцова «Теория коммуникации», который выделяет следующие группы моделей массовой коммуникации      [11,c. 38-145]:

социологические и психологические модели коммуникации, представленные двухступенчатой моделью коммуникации Лазарсфельда-Каца, подразумевающей включение в процесс коммуникации «лидеров мнений», осуществляющих передачу влияния в рамках наличных коммуникативных сетей; моделью «спирали молчания» Э. Ноэль-Нойман, объясняющей манипуляцию общественным мнением выбором коммуникативного молчания теми субъектами, кто не находит своего мнения в массовой коммуникации (в силу стремления не оказаться в меньшинстве); структурно-коммуникативной моделью, в которой масс-медиа выстраивают интерпретирующие структуры, задающие границы и основные блоки, служащие поддержанию идеологической гегемонии;

семиотические модели коммуникации Р. Якобсона, Ю. Лотмана, и        У. Эко и примыкающие к ним семиотические модели рекламы Р. Барта,      Дж. Уильямсона; целью последних является включение массовой аудитории в структуру значений, побуждение ее к участию в декодировке лингвистических и визуальных знаков рекламы посредством идентификации этих знаков, определения социальных мифов, связанных с помощью коннотации с данными знаками, и переходу от мифических значений к рекламируемому продукту;

модели психотерапевтической коммуникации, основанные на корректировании на глубинном (бессознательном) уровне когнитивных механизмов для достижения изменения в поверхностном поведении реципиентов, и представленные методами нейролингвистического программирования, психоанализа (в интерпретации З. Фрейда, К.Г. Юнга,       Ж. Лакана) и пр.

модели мифологической коммуникации (К. Леви-Стросс, Р. Барт,       К.Г. Юнг, Б. Малиновский), предполагающие внедрение в массовое сознание  в процессе массовой коммуникации императивных мифологических интерпретаций окружающего мира, придание общеобязательности случайным, исторически преходящим фактам, иными словами, утверждение существующего status quo посредством мифа как матрицы социального порядка;

модели имиджевой коммуникации, репрезентирующие манипулирование имиджем как наиболее эффективный тип сообщения, основанный на визуализации сообщения и переводе его в событийность используемый масс-медиа для введения нужного властным структурам типа дискурса, и представляющий собой коммуникацию с контролируемой реакцией массовой аудитории, воспринимающей без переосмысления вкладываемый в такое сообщение  смысл;

модели пропагандистской коммуникации,  представляющие собой воздействие на массовое сознание посредством внесения изменений в когнитивную структуру реципиентов с целью получения соответствующих изменений в поведенческой структуре. Американские исследователи              Г. Джоуэтт и В. О'Доннелл разграничивают пропаганду и собственно коммуникацию на том основании, что в пропаганду они также вписывают цели, не входящие в число интересов реципиентов, получающих информацию, что свидетельствует о придании пропаганде статуса манипулятивности. Необходимо также отметить, что из контекста ряда исследований, посвященных анализу пропаганды, усматривается именно ее манипулятивный модус, в частности, американский социолог М. Чукас считает любую пропаганду манипулятивным воздействием, определяя ее как «контролируемое распространение сознательно искаженных представлений с целью побудить людей к действиям, отвечающим заранее намеченным целям заинтересованных групп» [11, с.58].

Эвристический потенциал концепций массовой коммуникации при исследовании феномена манипуляции массовым сознанием является достаточно высоким, поскольку в современном обществе манипулятивная деятельность осуществляется при инвариантном использования массмедийных структур, соответственно, методологический инструментарий этих концепций позволяет комплексно исследовать различные аспекты и модусы манипуляции. Ограниченность концепций массовой коммуникации состоит в их преимущественной инструментальности, невозможности в пределах данного дискурса глубокого рефлексивного осмысления социальной сущности манипуляции массовым сознанием.

Нидерландский лингвист Т.А. ван Дейк проводит междисциплинарное исследование манипуляции на основе общей интегрированной теории, построенной посредством объединения социального, когнитивного и дискурсного подходов. Основываясь на системном понимании феномена манипуляции, он предлагает рассматривать ее одновременно «как социальный феномен, поскольку она включает в себя такие элементы, как интеракция и злоупотребление властью между социальными группами и индивидами; как когнитивный феномен, поскольку манипуляция – это всегда манипуляция сознанием; как дискурсно-семиотический феномен, поскольку манипуляция всегда реализуется посредством текстов, речи, и визуальных образов» [3, с. 256]. Такого рода трехмерная модель, по мнению ван Дейка, позволяет полностью охватить все уровни и процессы  манипуляции, связав дискурс, познание и общество, и сформулировать целостное понимание дискурсивной манипуляции. Трехмерная модель ван Дейка, с одной стороны,  позволяет системно описать фактически осуществляемый процесс манипуляции, в отличие от односторонне ориентированных конструктов, создаваемых в дискурсах частных наук, с другой стороны, сущность манипуляции не может быть сведена исключительно к ее социолингвистическим и когнитивным аспектам, однако она может быть рассмотрена в качестве переходного конструкта, актуализирующего рассмотрение манипулятивных процессов на макроуровне социальности.

В концепциях, рассматривающих манипуляцию массовым сознанием как способ социального управления и реализации властных отношений, указанный феномен рассматривается на макроуровне социальности в процессе взаимодействия с социальными институтами в контексте социальной структуры.

Теория гегемонии А. Грамши рассматривает социальные отношения как поле постоянной борьбы, где все социальные институты несвободны от доминирующей идеологии. Состояние гегемонии, в понимании Грамши, предполагает активное добровольное согласие с идеологией господствующего класса, установление которого является «молекулярным процессом», заключающимся в кумулировании микровоздействий на культурное ядро общества как совокупность мировоззренческих представлений, символов, образов, традиций, обычаев, знаний и опыта многих веков, составляющих своего рода коллективную волю общества, обеспечивающее стабильность  социального мира. Субъектом производства и распространения идеологии в теории Грамши является интеллигенция, профессиональная деятельность которой заключается в обеспечении манипулятивного идеологического воздействия на массовое сознание.

Теоретики Франкфуртской школы (М. Хоркхаймер, Т. Адорно) рассматривали манипуляцию как специфическую социальную систему, удовлетворяющую в условиях массового общества потребность господствующих социальных групп в сохранении наличной системы социальных отношений. Анализируя последствия превалирования в обществе современного типа инструментальной рациональности и массового производства культурных форм, авторы приходят к выводу о формировании негативных тенденций, эксплицированных в редукции всех значимых социокультурных особенностей индивидов к унифицированным формам, являющимся основой для формирования пассивности и конформизма как базовых качеств реципиентов манипуляции.

Постмодернистскую версию драматургического подхода к манипуляции общественным сознанием демонстрирует Г. Дебор в работе «Общество спектакля», где подвергает критическому анализу не собственно манипулятивные технологии, а глобальную драматургию современного общества, выстраиваемую в медиареальности по принципу спектакля. Дебор подчеркивает десубъективацию индивида в «обществе спектакля», стирание границ между «Я» и миром, а также «между истинным и ложным, ввиду вытеснения всякой переживаемой истинности под реальным присутствием ложности, которую обеспечивает организация мнимости» [5, с.113]. Фактически речь идет о конституировании средствами манипуляции квазиреальности, дополняющей в массовом сознании общества актуальную, константную «реальную» реальность. Режиссер  социальной театрализации деперсонализуется и становится анонимным, идеология не артикулируется, стратегии манипуляции трансформируются из сетей стимулирования-контроля в сети надзора-дезинформации. Смысл организации «общества спектакля», по Дебору, состоит в элиминации возможности независимости действий и автономности мышления индивидов, утрате ими способности различения между реальностью и ее фальсификатом (симуляцией в постмодернистской терминологии). Для индивидов общества спектакля «более не существует различия между фактом и фикцией (т.е. реальность опыта) и между истиной и ложью (т.е. нормы мысли)» [1, с.615].

Обращаясь к  современным отечественным научным исследованиям, в рамках указанных концепций можно выделить исследование                       А.С. Петраковой, в котором автор считает обоснованным определять социальную манипуляцию «как одну из форм существования власти, управления и социального контроля, включенную в нормативную регуляцию, определяющую социализацию личности, форму реализации ее субъективности, унификацию поведения, интеграцию индивидов в общество. В широком смысле этого слова манипуляция есть данность отношений власти, способствующей дифференциации, ранжированию, идентификации групп и индивидов в социокультурной системе» [10, с. 8].

По мнению Д.Г. Михайличенко, манипуляция может рассматриваться как одна из форм символической власти, специфика которой состоит в ее  интенции на установление властных отношений. Анализируя манипулятивный процесс на институциональном уровне, указанный автор  полагает обоснованным использование понятия «технологии массовой манипуляции психикой», под которыми понимаются «социальные технологии информационно-психологического, явного и скрытого управ­ления психикой, действиями и поведением человека и различных социальных групп в условиях отсутствия легальных и легитим­ных оснований на такого рода управление» [8,с. 16].

И.В. Солонько рассматривает манипуляцию массовым сознанием как один из ведущих способов управления концептуальной власти, сущность которой выражают «отношения подчинения и руководства на основе аккумуляции мировоззренческой информации узкими социальными группами и целенаправленное мировоззренческое программирование различных сегментов общества» [14, с.5].  Манипуляция массовым сознанием «подразумевает способность субъекта управления оказывать латентное воздействие на объект управления для достижения своих целей» [14, с.158], а суть этого метода «выражается в подмене, искажении и даже сокрытии ключевых понятий, описывающих бытие социальных систем» [14, с. 166], результатом чего является несформированность и (или) искаженность понятийного способа освоения мира у объекта манипуляции.

В целом социологические и кратологические теории манипуляции предоставляют широкие возможности для изучения  влияния манипуляции  на общество, социальные отношения и систему политической власти, однако при этом все же не позволяют в достаточной мере конструировать объективную и непротиворечивую картину целостного социального мира.

Таким образом, представляется возможным заключить, что ни одна из существующих концепций манипуляции не дает о ней законченного и целостного представления, что обусловлено крайней сложностью и неоднозначным пониманием указанного социально-философского феномена; при этом указанные концепции не являются взаимоисключающими, а, скорее, находятся в состоянии дополнительности друг к другу.

Сохраняя понимание невозможности формирования единого понятия манипуляции, релевантного всем теоретико-методологическим подходам к его изучению, с одной стороны, и отсутствия достаточных предпосылок для формирования нового методологического подхода, с другой стороны, нам представляется обоснованным применение социально-философского  подхода как особого уровня научного обобщения фактов и выводов, полученных различными отраслями знания об обществе, позволяющего рассмотреть манипуляцию в контексте общественных отношений, заимствуя методы и обобщая научные данные частных  наук об обществе. Применительно к манипуляции в рамках указанной методологии научного познания представляется необходимым раскрыть ее сущностные характеристики, выявить взаимосогласованное единство составляющих ее структурных элементов, механизм их взаимодействия между собой и с объектами социальной реальности.

БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

1. Арендт Х. Истоки тоталитаризма / Х. Арендт. – М.: ЦентрКом, 1996. – 672 с.
2. Бориснев С.В. Социология коммуникации: Учеб. пособие для вузов / С.В. Бориснев. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2003.- 270 с.
3. Ван Дейк Т.А. Дискурс и власть: Репрезентация доминирования в языке и коммуникации / Т.А. ван Дейк. – М.: Книжный дом ЛИБРКОМ, 2013. – 344 с.
4. Гундарин М.В. Теория и практика связей с общественностью: основы медиа-рилейшнз: учебное пособие – М.: ФОРУМ: ИНФРА-М, 2007 – 336 с.
5. Дебор Г. Общество спектакля / Г. Дебор. – М. : Издательство «Логос»,1999. – 224 с.
6. Джоуэтт Г.С. Пропаганда и внушение / Г.С. Джоуэтт,                 В. О'Доннел // Реклама: внушение и манипуляция. Медиа-ориентированный подход. – Самара: Издательский Дом «Бахрах-М». – 2007. – С. 186-207.
7. Иванов В.Ф. Массовая коммуникация. Монография / В.Ф. Иванов. – Киев: Академия Украинской Прессы, Центр Свободной Прессы, 2013. – 902 с.
8. Луман Н. Реальность масс-медиа / Н. Лума. – М.: Праксис, 2005. – 256 с.
9. Михайличенко Д.Г. Субъективация современного человека в контексте технологий массовой манипуляции: автореф. дис. … докт. филос. наук: 09.00.11 / Д.Г. Михайличенко; Челябинский государственный ун-т. – Челябинск, 2011. – 50 с.
10. Петракова А.С. Социально-философский анализ трансформации сознания личности средствами манипуляционного воздействия: автореф. дис. … канд. филос. наук: 09.00.11 / А.С. Петракова; Краснодарский ун-т МВД России. – Краснодар, 2014. – 29 с.
11. Почепцов Г. Г. Теория коммуникации / Г. Г. Почепцов. – Издательство «Рефл-бук», К.: Ваклер, 2001. – 656 с.
12. Сиразетдинова М. Ф. Многообразие подходов к определению манипуляции сознанием: возможности систематизации /                           М.Ф. Сиразетдинова  // Научно-методический электронный журнал «Концепт». – 2015. – Т. 13. – С. 4041-4045.
13. Свечников В.С. Манипулятивные практики в социальном конструировании реальностей: дисс. … докт. социол. наук: 22.00.06 /       В.С. Свечников: Саратовский гос. техн. ун-т, 2004. –339 с.
14. Солонько И.В. Система концептуальной власти в условиях глобализации: социальная обусловленность и типологизация: дис. …докт. филос. наук: 09.00.11/ И.В. Солонько: Нац. исслед. Морд. гос. ун-т им.    Н.П. Огарева.  – г. Саранск, 2017. – 358 с.
15. Фромм  Э. Бегство от свободы / Э. Фромм. – М.: Прогресс, 1990.– 269 с.
16. Юнг К. Г. О современных мифах / К.Г. Юнг. – М.: Наука, 1994. –241 с.
17. Hall S. Encoding/Decoding. Media and Cultural Studies. KeyWorks / S. Hall. – L.: Blackwell Publishers, 2006. – 748 р.

 

REFERENCES

1. Arendt Hanna. Istoki totalitarizma [The Origins of Totalitarianism]. Moscow, 1996. – 672 p. (In Russian)

2. Borisnev S.V. Sotsiologiya kommunikatsii [The Sociology of communication]. Moscow, 2003. – 270 p.

3. van Dijk Teun A. Diskurs i vlast': Reprezentatsiya dominirovaniya v yazyke i kommunikatsii [Discourse and Power. Contributions to Critical Discourse Studies]. Moscow, 2013. – 344 p. (In Russian)

4. Gundarin M.V. Teoriya i praktika svyazey s obshchestvennost'yu: osnovy media-rileyshnz: uchebnoye posobiye [Theory and Practice of Public Relations: The basics of Media Relations]. Moscow, 2007.  – 336 p.

5. Debor Gi. Obshchestvo spektaklya [Society of the Spectacle]. Moscow, 1999. – 224 p. (In Russian)

6. Jowett G.S. O`Donell V. Propaganda i vnusheniye [Propaganda and persuasion]. Samara, 2007. – 752 p. (In Russian)

7. Ivanov V.F. Mass communication. Monography. Kiev, 2013. – 902 p. (In Russian)

8. Luhmann Niklas. Massovaya kommunikatsiya. [The Reality of Mass Media]. Moscow, 2005. – 256 p. (In Russian)

9. Mikhailichenko D.G. Sub"yektivatsiya sovremennogo cheloveka v kontekste tekhnologiy massovoy manipulyatsii [Subjectivization of modern man in the context of mass manipulation]. Chelyabinsk, 2011. – 50 p.

10. Petrakova A.S. Sotsial'no-filosofskiy analiz transformatsii soznaniya lichnosti sredstvami manipulyatsionnogo vozdeystviya [Socio-philosophical analysis of the transformation of the consciousness of the individual by resources of manipulative effects]. Krasnodar, 2014. – 29 p.

11. Pocheptsov G.G. Teoriya kommunikatsii [The communication theory]. Krasnodar, 2001. – 656 p.

13. Svechnikov V.S. Manipulyativnyye praktiki v sotsial'nom konstruirovanii real'nostey [Manipulative practices in the social construction of realities]. Saratov, 2004. – 339 p.

14. Solon`ko I.V. The system of conceptual power in the context of globalization: social conditionality and typology. Saransk, 2017. – 358 p.

15. Fromm Erich. Begstvo ot svobody [Escape from Freedom]. Moscow, 1990. – 269 p. (In Russian)

16. Jung Carl Gustav. O sovremennykh mifakh [About modern myths]. Moscow, 1994. – 241 p. (In Russian)

17. Hall S. Encoding/Decoding. Media and Cultural Studies. KeyWorks / S. Hall. – L.: Blackwell Publishers, 2006. – 748 р.

 

 

Сведения об авторах

Тузова Валерия Анатольевна, начальник отдела правового обеспечения

Tuzova Valeria Anatolevna. The head of department of legal support, Altai University of teachers training.

Тузова Анастасия Александровна, студент II курса по направлению «Философия» Алтайского государственного университета

Tuzova Anastasia Aleksandrovna, a second-year student of speciality «Philosophy», Altai State University.