Г. ЭЙКЕН ОБ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ И ТРАДИЦИИ В СРЕДНЕВЕКОВОМ ЭТОСЕ («ИСТОРИЯ И СИСТЕМА СРЕДНЕВЕКОВОГО МИРОСОЗЕРЦАНИЯ») (Сердюк Т.Г.)

УДК 1(091).14

Г. ЭЙКЕН ОБ ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ И ТРАДИЦИИ В

СРЕДНЕВЕКОВОМ ЭТОСЕ

(«ИСТОРИЯ И СИСТЕМА СРЕДНЕВЕКОВОГО

МИРОСОЗЕРЦАНИЯ»)

Сердюк Т.Г.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Алтайский государственный университет».

Адрес: 656049, Россия. г. Барнаул, пр-т. Ленина, 61а

кандидат философских наук, доцент кафедры социальной философии, онтологии и теории познания

Аннотация: Внутренняя взаимосвязь и одновременно противоречие между нравственным аскетизмом и повседневной моральной практикой, по мнению Гейнриха Эйкена, − характерная черта средневековой этики. Человек средневековья не только не тяготился этим противоречием, но принимал ситуацию как необходимые правила игры. Методологически проблема может быть сведена к соотношению потенций телесности и свободной воли, разума и божественного замысла. Отсутствие индивидуальных черт в образе морального субъекта есть следование традиции христианского эгалитаризма. Однако равенство перед Богом не означало равенства между людьми. Цель морального субъекта как христианина− спасение души, цель субъекта как социального персонажа − реализация практической жизненной цели. Совпадение целей − исключение, но не правило. У каждой социальной группы был свой этос и мера возможного уклонения от нормативного образца. Парадоксальность ситуации состояла в том, что нормативный идеал также был элементом реальной жизни и служил критерием указанного уклонения.

Ключевые слова: средневековье, этика, нравственный идеал, этическая традиция, моральная практика.

G. AIKEN ON INDIVIDUALITY AND TRADITION IN MEDIEVAL ETHOS

("HISTORY AND THE SYSTEM OF THE MEDIEVAL WORLD

OUTLOOK")

Tatyana Serdyuk

PhD of Philosophy, professor of department of social philosophy, ontolоgy and theory of knowledge, Altay State University

The Altay State University. 656049, Russia, Barnaul, 61A Lenin Avenue.

The internal interrelation and at the same time the contradiction between moral asceticism and everyday moral practice, according to Heinrich Aiken, is a characteristic feature of medieval ethics. The man of the Middle Ages not only did not find this contradiction difficult, but took the situation as the necessary rules of the game. Methodologically, the problem can be reduced to the correlation of the potencies of corporeality and free will, mind and divine conception. The absence of individual traits in the image of a moral subject is the adherence to the tradition of Christian egalitarianism. However, equality before God did not mean equality among people. The goal of the moral subject as a Christian is the salvation of the soul, the goal of the subject as a social character is the realization of a practical life goal. Coincidence of goals is an exception, but not a rule. Each social group had its own ethos and a measure of possible deviation from the normative pattern. The paradox of the situation was that the normative ideal was also an element of real life and served as a criterion for this evasion.

Key words: Middle Ages, ethics, moral ideal, ethical tradition, moral practice.

Моральные суждения являются одним из главных элементов содержания любой религиозной философии. В христианских философских представлениях раннего средневековья моральные максимы заимствовались из Священного писания и осмысливались в аскетическо-мистическом плане. Однако социальные изменения в западноевропейском обществе IX−X cтолетия, как и влияние этики Аристотеля, обусловили новые мотивы этико-социальной доктрины христианства. Новые тенденции получили свое полное воплощение в трудах Фомы Аквинского, у которого данная этическая доктрина стала систематическим учением, а этические принципы сочетаются с социально-политическими. Основная идея этической доктрины Фомы Аквинского та же, что и у августинианцев, − созерцание бога и подготовка к иной, вечной жизни. Но средства ее достижения значительно отличаются от тех, которые были единственно верными с точки зрения названных философов. Как познавательная деятельность невозможна без чувственных образов, так и земная жизнь человека невозможна без удовлетворения его телесных запросов и определенных страстей. Вынужденное признание данного положения во многом обусловило двойственность этических установок человека средневековья. Методологически проблема может быть сведена к соотношению потенций телесности, свободной воли, разума и божественной благодати.

В своей работе «История и система средневекового миросозерцания». Г.Эйкен исследует эволюцию средневековой этики от августинианства до томизма, отмечая противоречие между идеей аскезы и стремлением церкви к тотальному господству. Эйкен одним из первых попытался изучить католическое миросозерцание в его развитии. Он привлек огромное количество фактического материала, что позволило создать достаточно точное представление о средневековом аскетическом мировоззрении как воплощении христианской традиции.

Однако в данном труде есть и еще одна линия, на которой автор не вполне акцентирует наше внимание − тема противоречия между идеально-нормативным и актуальным поведением человека средневековья. Из рассуждений Эйкена становится ясно, что указанное противоречие не является экзистенциальной дихотомией. Это, скорее, правила игры, в которую включен средневековый человек. В какой же системе координат оказывается личность этой эпохи и как находит точки опоры в ситуации этической раздвоенности? «Сущность церковно-аскетического понимания жизни, − отмечал Г.Эйкен,− заключалась в противоположении жизни земной, плотской − с одной стороны, и жизни загробной, духовной − с другой. Насколько бессмертный дух выше бренной плоти, настолько же загробная жизнь, жизнь вечная, важнее жизни земной, скоропреходящей. Сама по себе земная жизнь не имеет никакой цены, она получает смысл и назначение только постольку, поскольку является приготовлением к жизни загробной. В чем же должно заключаться это приготовление? В умерщвлении плоти. Плоть ˗ враг человека, она источник греха и виновница вечной гибели человека, она темница души, связывающая последнюю своими оковами. Отсюда умерщвление плоти как основная мысль аскетизма; логический вывод из этой мысли есть монашество: для умерщвления плоти необходимо отречение от мира, который есть царство плоти» [3, c.137] Безусловное признание нормативного идеала не означало перенесение максим в реальную жизнь. Человек остается на развилке веры и соблазна. В вере он воплощает этическую традицию, в соблазне − индивидуальность.

По мнению Эйкена, апологией рационального компромисса была этика Фомы Аквинского, который считал, что признание свободной воли необходимо, ибо без такого признания отпадала бы ответственность человека за свои поступки, но при этом волевой фактор деятельности человека все же подчинен разумному основанию. Соответственно, и в человеке познание упреждает желание, а воля следует за умом. Борьба с воинствующим аскетизмом морального учения манихеев и катаров усиливала стремление Аквината подчеркнуть полную законность человеческого стремления к счастью, апологией которого и является его этика. Человек приобщается к вечности через повседневные деяния − иного пути не дано.

Доминантой средневековой этики становится принцип этической справедливости, который предписывает человеку безусловно почитать бога и не судить других людей. В то же время этот принцип провоцирует двойственность морали, становится основанием разделения аморальных поступков на виновные перед людьми, которые субъект не вправе осуждать, и греховные перед Богом, суждения о которых вообще недопустимы. Таким образом моральный субъект лишается реальной оценки своего поведения и окончательно теряет нравственный ориентир. Этика христианства становится предпосылкой раздвоения реальности на мир идеальных личностей и повседневную, полную соблазнов жизнь. Казалось бы, именно попытка найти компромисс между божественным непреходящим и греховными проявлениями повседневной жизни является экзистенциальным содержанием повседневности средневекового человека. Но это не совсем так. Для бинарного мышления выбор между нравственным идеалом и повседневной жизнью, наполненной реальными, а не идеальными условиями человеческого существования, было бы воспринято как неразрешимое противоречие. Однако в средние века ситуация не осознавалась авторами и обывателями как критическая, приводящая к нравственному тупику. Это было возможно потому, что обе стороны воспринимали нравственно-идеальное как должную условность, а не сущую реальность. Осознание неосуществимости идеала и требование по возможности следовать ему, вовлекало стороны в некую игру не только с четко очерченными правилами, но и с четко очерченными правилами нарушения этих правил. Нравственно-идеальное воплощается в Священном Писании и житиях святых. В житиях христианских святых нет указаний на индивидуальность характеров и биографических событий; образ жизни праведника подается с точки зрения христианского эталона, образца поведения не только и не просто как соблюдение заповедей, но как посвящение себя Богу. Нравственность понимается как аскетизм. Образ лишен динамичности, жития святых не дают анализа внутренней, духовной жизни человека, который постепенно переходит от греха к святости... Грешник «вдруг» раскаивается и начинает вести праведную жизнь. «Подобно временным и историческим особенностям в отвлеченности религиозного типа исчезают и индивидуальные особенности. Религиозный тип оставался тот же самый, происходили ли святые, о которых шла речь, из низших или высших слоев общества, были ли они пустынниками, монахами, воинами и князьями, мужчинами и женщинами» [3, с.608]. Жития святых являются примером отсутствия индивидуальности, это, скорее, дубликаты одного и того же «идеального типа», воплотивших вопреки здравому смыслу, этическую традицию в предельном выражении

       Внутренним целям повествования о нравственных образцах соответствовал и его метод, и его художественная форма. Обычная схема религиозного аскетизма настолько выступала на первый план, как в поэтических вымыслах, так и в исторических рассказах, что индивидуальное развитие отдельных легенд жизненного пути совсем не принималась во внимание. «Оригинальность отдельных рассказов в громадном большинстве случаев проявлялась лишь в незначительных внешних частностях: в различении имен святых, их происхождения, времени и места их жизни, так как главная цель − проблема отречения человека от собственной личности, изображение его индивидуальности лежало вне области исследования» [3, с.605].

        Религиозный идеал требовал сакрализации верховной власти. Эйкен подчеркивает, что средневековом историописании был непривычный для современного историка и читателя подход: исторические лица изображались без всякой хронологии в виде неизменного типа церковной святости. [3, с.605] Биография героя конструируется, выстраивается легенда, которая вообще не принимает в расчет исторические факты, если они противоречат религиозному духу. «Идеальный тип» правителя-праведника обращает исторические события в особые рамки, приписывает историческим лицам чуждые побуждения, чтобы иметь возможность представить этих лиц в виде образцов церковной святости. Г.Эйкен отмечает, что король Генрих II и его супруга Кунигунда (XIII век) превращены легендой в почти бестелесные фигуры святых. Король обращается к королеве со словами: «От обычной любви, какой предаются в мире, я чист и свободен и таким должен остаться навсегда; я дал обет целомудрия моему создателю». Супруга короля была очень обрадована таким настроением мужа и в свою очередь дала обет целомудрия. [3, с.607]

        Неординарные благородные поступки как феномен индивидуальности могут быть только свидетельством божьего промысла: легенда описывает поход графа Вильгельма Тулузского против арабов в 793 году как религиозную войну и называет графа «христовым знаменосцем», хотя поход осуществлялся с чисто прагматическими целями [3, с.606]. Идеализация героя, совершившего самостоятельный выбор или поступок, обусловленный не религиозными мотивами, а жизненной ситуацией не вписывается в эталон «идеального типа» героя, так как с позиций христианства, это не что иное, как superbia − тщеславие.

      Отсутствие индивидуальных черт характерно для литературного творчества средневековья независимо от жанра. «Прованский трубадур, воспевая свою возлюбленную, не ищет особых слов и его поэтический восторг не отличается оригинальностью: типичными становятся те внешние черты его предмета любви, которые отвечают эстетическому идеалу времени, красота воспевается с помощью стандартного набора выражений − «долг», «служение», «верность» [3, с.608]. В рыцарском эпосе также фигурируют персонажи, воплощающие в себе типичные идеи и качества; они являют собой отвлеченные типы, а не конкретных живых людей. Употребление имен собственных не оправдывает ожиданий ярких индивидуальных характеристик. Это не столько конкретные личности, сколько персонифицированные моральные ценности.

    Если христианский идеал был в принципе недостижим для подавляющей части населения и соответствующим образом воспринимался, то рыцарский кодекс чести был инструкцией к постоянному использованию в реальной жизни. Рыцарский кодекс создавал «идеальный тип», а действительность − преподносила типические образы рыцарей, чей моральный и физический облик принципиально расходился с идеалом. Парадокс ситуации состоит в том, что сам кодекс − тоже элемент реальной жизни, так как он постоянно оказывал прямое или косвенное влияние на поведение человека. Следование пустому символу говорило о закате средневекового миропонимания, в данном случае − рыцарского. Таким образом, оригинальная, но в высшей степени условная духовная жизнь была обречена. Уводящие от действительности эпос и рыцарские романы, тем не менее, дают возможность выявить ряд черт рыцарской этики: так как феодальное рыцарство изображает в куртуазном романе себя самого, свои жизненные формы, свои идеальные представления, образ жизни, можно наблюдать рыцарский мир в его реальности, в его существенных чертах. Ощущение причастности к особому кругу, обязательство соблюдать кодекс чести в первую очередь в общении с равным неизбежно ведет к двойной морали, к противоречию между идеальным типом рыцаря, воспетым в жестах и реальностью.

       Г. Эйкен отмечает, что средневековая художественная культура элитарна, в письменных исторических источниках представлен образ высшего сословия. Простой человек обрисовывается в средневековых источниках крайне схематично. Он выступает либо как объект политического господства, либо как объект фискального обложения, либо в виде карикатуры, и , в лучшем случае − как адресат религиозной проповеди. По этой причине говорить об индивидуальности портрета представителя низших слоев общества не приходится: повседневность безмолвного большинства еще долгое время не будет объектом исторического описания.

      Эпоха Возрождения изменила отношения идеального и реального, а вместе с этим сместила акцент с этической традиции на новый тип личности, узрившей в себе самой центр мира, воплотившей в самой себе сугубую индивидуальность. Началась эпоха человека, уверенного в том, что всё земное полностью подчинено его конструктивной воле.

    Г. Эйкен заявил очень обширную тему своего исследования. Не удивительно, что некоторые аспекты средневекового миросозерцания не нашли отражения в выводах.

Список литературы:

1. Серединская Л.А. Героизм в системе экзистенциалов социального бытия. В сборнике: Философские дескрипты. Сборник научных статей под ред. А.Н.Мельникова. − Барнаул, 2013. − С.87˗101;
2. Черданцева И.В. Пролегомены к пониманию человека в истории. − Барнаул, 2014.
3. Эйкен Г. История и системы средневекового миросозерцания. - СПб.: Тип. Акинфиева, 1907. - 732 с.
4. 11. Cherdanceva I., Serdjuk T., Seredinskaja L., Medvedeva T., Butina A. The search of foundations of philosophical anthropology: problems and perspectives. 3rd International Multidisciplinary Scientific Conference on Social Sciences and Arts SGEM 2016, Apr 06-09. Vienna, 2016, Book 3, Vol.1, pp. 819-824. DOI: 10.5593/SGEMSOCIAL2016/HB31/S03.108  
5. 12. Cherdanceva I.V. The problem of foundations of philosophical anthropological discourse. Perm University Herald. Series «Philosophy. Psychology. Sociology». 2017. Iss.1, pp. 29-34. DOI: 10.17072/2078-7898/2017-1-29-34. (In Russ.)

References:

1. Seredinskaja L.A. Geroim v sisteme jekzistencialov social̓nogo bytija. [Heroizm in the existencial of the social being]. Filosofskie descripty [ Philosophical descript]. ˗ Barnaul, 2013, ˗ pp. 87 ˗101 (In Russ)
2. Cherdanceva I.V. Prolegomeny k ponimaniju cheloveka v philosophii. [Prolegomena too the understanding of man in philosophi] ˗ Barnaul. 2014. (In Russ)
3. Aiken G. Istorija i sistemy srednevekovogo mirosozercanija [History and system of the mediaval world view]. St. Petersburg, 1907. 732 p. (In Russ)
4. Cherdanceva I., Serdjuk T., Seredinskaja L., Medvedeva T., Butina A. The search of foundations of philosophical anthropology: problems and perspectives. 3rd International Multidisciplinary Scientific Conference on Social Sciences and Arts SGEM 2016, Apr 06-09. Vienna, 2016, Book 3, Vol.1, pp. 819-824. DOI: 10.5593/SGEMSOCIAL2016/HB31/S03.108  
5. Cherdanceva I.V. The problem of foundations of philosophical anthropological discourse. Perm University Herald. Series «Philosophy. Psychology. Sociology». 2017. Iss.1, pp. 29-34. DOI: 10.17072/2078-7898/2017-1-29-34. (In Russ.)